К 945 году древляне уже 62 года платили дань князьям потерянного ими Киева. За это время между древлянами и киевлянами как минимум дважды вспыхивали вооружённые конфликты. Напряжение росло. Правом на сбор дани с древлянских территорий обладал не киевский князь самолично, а род Свенельдичей, которые стояли у киевских князей на службе.
Возможно, Свенельдичи были местным древним родом, который вел свое происхождение от росомонов еще Бусовых времен. Интересная перекличка понятий – Свенельд и Сунхильда-Сванхильда-Лебедь из рассказов гота Иордана. Девушка-росомонка по имени Лебедь (Сванхильда – готский, германский вариант имени «Лебедь») была убита готами. Свенельдичи – читай Лебедичи – могли быть потомками ее рода.
Но возможно, первый варяг Свенельд пришёл в Киев как воевода варяга (норманна) Хельги-Олега.
Как бы там ни было, именно Свенельд возглавлял дружину Олега, когда “примучивали” древлян в самый первый раз – в 883 году.
Свенельд же был воеводой князя Ингвара-Игоря.
Он был одним из самых влиятельных вельмож Киева и имел собственную сильную дружину. Игорь был вынужден считаться со Свенельдом, который, по сути, являлся опорой и гарантом его власти. Или – таким же важным претендентом на Киевский трон как и Игорь, и Мал.
Не все в дружине Игоря были согласны с тем, что Свенельд самолично имеет доходы с обширных и богатых древлянских территорий.
Древляне были недовольны трижды. Невесело быть в положении данников народу, который сотни лет имел независимость и силу. Да ещё если ты данник у своего же города! А тем более, если кормится этой данью варяг-наёмник.
Древляне бунтовали и требовали от Игоря пересмотреть положение дел. А он не мог. Потому что тогда ему надо было вступить в конфликт со Свенельдом. Это было чревато тем, что Игорь мог вообще потерять Киев.
Возможно, Свенельд и сам не против был захватить Киев, но для этого ему нужно было найти сторонников, чтобы они прокричали его на вече. Киевляне же, несмотря на то, что всегда блюли свою выгоду, не обделены были и чувством патриотизма: звали на княжение только своих, славянских князей и не хотели варяга-Свенельда. Варяга Олега они в своё время приняли только как регента при Игоре, в жилах которого текла известная толика славянской (древлянской?) крови.
Правда, если Свенельд аристократ из местного древнего рода, у киян были иные, неведомые нам причины для того, чтобы не пустить его на киевский стол. Возможно – просто по причине дурного характера последнего или из-за ненависти к человеку, который получил в кормление священные Дерева и хозяйничал там без совести и правил…
Но Свенельд не терял надежд, надеясь на какой-то поворот судьбы. А пока – ревниво относился к своему праву на древлянскую дань.
Малфред Нискина Древлянский практически открыто противостоял Ингвару Рюриковичу Киевскому и его воеводе Свенельду. Дань он платил исправно, но ни в 943, ни в 944 году не водил свою дружину с Игорем на Византию, в который раз отвоёвывать право на льготную торговлю в Константинополе и свободный выход в Средиземное море. В 943 – Мал не разделил с Игорем горечь поражения (византийцы прямо в море пожгли русские лодии “греческим огнём”), а в 944 не принял участия в дележе добычи и подписании выгодного торгового договора. Это был почти открытый вызов.
Удачный поход 944 года, как ни странно, не прибавил Игорю уважения. Его не жаловала знать, помня многолетнее подчинение Олегу. За мрачность характера, осторожность и весьма умеренную щедрость не любила его дружина. Не мог уважать его и Свенельд, который понимал, что Игорь без него мало чего стоит. Из-за старости и мужской немощи не любила его и княгиня Ольга – мать наследника, Святослава. А тут ещё примешалась ко всему и явная склонность Игоря к христианам. Их было в Киеве немало, но власть в то время пока еще безраздельно принадлежала язычникам, и они не собирались выпускать её из рук.
Древлянская партия в Киеве активизировалась, понимая, что настало благоприятное время, чтобы усадить на киевский стол своего князя.
Вполне вероятно, что в игру уже тогда вмешалась и молодая княгиня. Чего хотела она? Может быть, женского счастья: избавиться от старого и ненавистного мужа и выйти замуж за красавца Мала Древлянского? А может, власти: столкнуть лбами трёх неравнодушных к ней мужиков (Игоря, Свенельда и Мала) и прибрать к рукам Киев? Или пеклась о счастье своего маленького сына, который мог сгинуть в этой усобице без следа?
Вероятно, не чужды были ей все эти три цели. И очень вероятно, что не трёх, а четырёх мужчин (включая сына) разыграла Ольга, как четырёх тузов в своей тонкой игре. А ставкой была власть в юной державе, которая уже тогда раскинулась от Балтики до Понта Эвксинского…
Древляне хотели справедливости: свергнуть Игоря, вернуть Киев и господство в зарождающемся государстве.
Мал хотел свергнуть Игоря и вместе с Киевом получить, вероятно, любимую женщину – Ольгу.
Свенельд хотел свергнуть Игоря, избавиться от Мала и стать единовластным правителем Киева.
Ольга хотела избавиться от ненавистного мужа и получить свободу действий.
А Игорь… Игорь понимал, что жизнь заканчивается так же бесславно, как и начиналась. Что нет смысла ждать благодарности от людей, которым верой и правдой служил почти полвека. Что его готовы предать все – от красавицы старшей жены – матери единственного наследника – до собственной дружины. Ему было уже за семьдесят. А сыну и наследнику Святославу не исполнилось ещё и пяти. Сил, чтобы противостоять недругам и дать возможность подняться Святославу, уже не было.
И он сам пошёл навстречу своей смерти…
Наступила осень 945 года.
Мал, похоже, нередко виделся с Ольгой (вспомните – княгиня имела право самостоятельно отправляться с собственной дружиной на охоту в леса!). Они в который раз обсуждали совместные планы захвата Киева. Светлые князья и старейшины союзных древлянских племён были в курсе этих переговоров и пришли к выводу, что настал момент начать битву за независимость и возвращение былого величия.
Игорь догадывался о заговоре. И всё же, как всегда, отправился в полюдье. Он не предпринял никаких контрмер. Почему?
Возможно, потому что устал и смирился. Отправляясь в последний путь, он даже не обернулся на Ольгу, которая молча глядела ему вслед с высокого крыльца княжьего терема.
Дерева – земля, с которой начинали собирать дань. Объехав погосты, Игорь загрузил караван и отправил его в Киев. Пора было идти дальше.
Но тут начался бунт ближайших сподвижников и охранников. Формальный предлог был прост: зависть к богатой дружине воеводы Свенельда, которому принадлежала деревская дань. Малая, собственная князева дружина предложила “походить ещё”…
Готовые к такому повороту событий, древляне собрали вече, назвали Игоря князем-волком и мгновенно, на вполне законных основаниях, приговорили нарушителя к смерти. И сообщили об этом Игорю.
А он продолжал идти навстречу своей смерти.
Можно домыслить, что старый князь, выращенный великим магом Олегом, тоже кое-что смыслил в этом мистическом ремесле. Он шёл в Дерева как бы сознательно. Как бы зная то, что произойдёт с древлянами дальше. Как бы закладывая себя, как мину под все их планы и надежды.
Свенельд умыл руки: он отправился в Киев, якобы сопроводить богатую – собственную! – дань. Он оставлял Игоря всего-то на сутки-двое! К тому же на формально безопасной территории! Никто не мог уличить его в злом умысле!
Ольга мучительно ждала развязки.
Оба они – участники заговора – вряд ли понимали особую жертвенность Игоря.
А возможно, всё было и не так. Возможно, уходя, Игорь Старый, чтобы спасти своего единственного сына, объяснил кое-что самонадеянной Ольге и дал ей пару последних советов. Наверное, она молчала в ответ, сражённая его проницательностью и мудростью…
Древляне встретили Игоря под Коростенем. Была короткая и злая сеча. Продажную дружину без труда уложили на месте, а ненавистного Игоря взяли в плен и привели на берег священной Уши, туда, где сегодня стоит деревенька Игоревка.
Любой житель этой деревеньки и сегодня, спустя тысячу пятьдесят семь лет, с завязанными глазами найдёт место, где приговор древлянского вече был приведен в исполнение.
Вокруг стеной стоял сосновый лес. И только у самого берега каким-то чудом примостились две молоденькие гибкие берёзки. К их вершинам и привязали несчастного старого никому не нужного князя. И разорвали надвое. А тело сожгли. А пепел развеяли по ветру…
Наверное, сжались от страшных предчувствий сердца отважных древлян, которые на всё готовы были ради величия своей земли.
А может быть, ничего не прозревая для себя в ближайшем будущем, они танцевали и пели над трупами врагов.
Малфред Нискина Древлянский по праву победителя, на совершенно законных основаниях получил, наконец, право на Киев. Но ПРАВО – это ещё не КИЕВ!
Уже через несколько часов Свенельд и Ольга в Киеве знали о смерти Игоря. Собралось вече. Вариантов было три: либо кричать на княжение Свенельда, либо Святослава, либо… Мала Древлянского.
Избрать Свенельда – это кровопролитная война с древлянами и окончательная кабала у варягов-наёмников.
Кричать добра молодца Малфреда-Малдида Нискину Древлянского – это не менее кровопролитная война со Свенельдом, который спешно стягивал под Киев варяжские наёмные дружины. А ещё, избрать Мала – это навеки распрощаться с самостоятельностью и потерять статус стольного града: центром молодого государства станет древний Коростень.
Оставались младенец Святослав и княгиня-мать – юная красавица Ольга…
Малфред-Малдид Нискина Древлянский был настолько уверен в своей победе и в своём праве на Киев, что даже не предпринял попытки осадить мятежный город и взять его силой.
Согласно военному праву тех времён победитель автоматически имел право и на город, и на семью побеждённого князя. Он мог взять женщин как в жёны, так и в наложницы. Он мог уничтожить всех сыновей погибшего, чтобы не осталось наследника мужского пола, не было претендентов на трон и прецедентов для мятежей.
Есть все основания считать, что Ольгу Мал любил. Но не было ли его доверие к Ольге ошибочным, глупым и даже преступным по отношению к его народу, его сыну и к древлянской идее вообще?
А может быть, во всех последующих событиях Мал видел свою, понятную только ему одному логику?
Ольга тоже стояла перед судьбоносным выбором. Она была совсем ещё молодой, вряд ли старше двадцати двух лет. Но предания рисуют её по-змеиному мудрой, умеющей всех “переклюкать”. Она не боялась принимать решения и брать на себя ответственность. А ещё она была женщиной. В детстве, как принцесса, и во время замужества, как старшая жена гарема и мать наследника, Ольга имела власть. Оставшись вдовой, она почувствовала, как смерть подступает со всех сторон.
Если бы киевляне выбрали Свенельда, Ольга и её сын погибли бы тот час же, потому что оба представляли собой слишком большую опасность.
Если бы киевляне предпочли Мала Древлянского, Ольга получила бы в мужья любящего человека. И стала бы частью его гарема. Но стала бы она старшей женой? Осталась бы матерью наследника? Имела бы свободу влиять на будущее своего сына? Однозначно – нет!
Ни старшая жена древлянского князя (предположительно чешская принцесса, за которой стояли очень сильные родственники), ни его наследник, двенадцатилетний Добрыня, ни князь древлянский не допустили бы, чтобы Святослав, внук Рюрика, остался жить и представлял бы для них угрозу…
Обещая поддержку и Свенельду, и Малу, Ольга помнила то, что сказал ей Игорь, уходя в последний путь. Уходя умирать, он больше заботился о сыне, чем о себе, и напомнил Ольге, что Святослав – единственная гарантия её жизни и свободы. И когда пришло время решать, Ольга оделась в траурные одежды, взяла за руку пятилетнего Святослава и привела его на вече. Воины, купцы, ремесленники и свободные хлебопашцы, увидев маленького княжича и отчаянную женщину, задумались.
К женщинам славяне всегда относились с уважением. Гаремы, наложницы, рабыни – всё это не говорило о тяжком положении именно женщин, потому что и мужчины в трагичные моменты становились рабами. Тут было, как бы равенство перед Судьбой. Свободная женщина и законная жена имела почти столько же прав, как и свободный мужчина. За исключением таких “мелочей”, как, скажем, право выбора мужа (для знатных славянок) или право голоса на вече (для женщин всех сословий). Вдова же всегда становилась абсолютно свободна в своих действиях и получала полное право распоряжаться семейным имуществом. Проблема заключалась в том, что Ольга была матерью наследника и отношение к ней в силу этого складывалось особое.
Молодая княгиня у киевлян особым почётом не пользовалась. Народ всегда и всё знает о своих правителях, и её шашни с Малом ни для кого особым секретом не были. Многие были уверены, что она с радостью бросится в его объятия.
А она пришла к ним. В трауре. Это могло означать только одно: Ольга выбрала Святослава и Киев.
Свенельд, оценив обстановку, встал за спиной Ольги, продемонстрировав отказ от претензий на власть и поддержку Рюриковича. И киевское вече приняло судьбоносное решение – в один голос закричало на княжение Святослава.
Теперь у Ольги выбора не было. Теперь, согласно обычаю, она просто обязана была отомстить за смерть мужа.
Отомстить формальному “убийце” Малу Древлянскому, несмотря на то, что и она, и её воевода Свенельд, более всех виновны в смерти Игоря. Несмотря на то, что Мал действовал по закону – по решению древлянского вече, которое приговорило Игоря к смерти за нарушение порядка сбора дани. Отомстить любимому, который доверчиво ждал, когда она выполнит своё обещание и придёт в его объятия.
Можно ли верить тому, что Мал не знал о решении киевского вече? Конечно, нет. Мал ждал вестей, Киев в двух днях конного пути от Коростеня, преданных людей в мятежном городе у Мала хватало!
Тогда почему он, вместо мгновенного упреждающего удара, трижды посылал в Киев… сватов?
Летопись гласит, что мстила Ольга жестоко.
Первое посольство она посадила в погребальную ладью и закопала живьём.
Второе – сожгла в бане.
Третье – перебила во время тризны по Игорю.
А потом пошла на древлян войной…
Летописец утверждает, что Мал трижды засылал сватов, а Ольга этих сватов убивала. Историки практически единогласно утверждают, что рассказ об Ольгиной мести всего лишь “поэтический” вымысел!
Слишком близок к Коростеню Киев, чтобы древляне не знали о смерти своих послов. Слишком жёстким было противостояние, чтобы древляне позволили убить пять тысяч своих лучших людей. Слишком большими были их надежды на восстановление прежнего величия своего княжества, чтобы они так спокойно отнеслись к мести, пусть она была хоть трижды оправдана законами и традициями того времени.
Археологи не нашли никаких вещественных подтверждений убийства такого большого количества людей. Исследователи древних летописей и хроник, кроме как у Нестора, не нашли в других источниках никаких упоминаний о столь страшном деянии Ольги. Да и не было ни у одного народа в обычае, даже с целью мести, убивать ПОСЛОВ! Убийство посла всегда считалось преступлением.
Так что же произошло на самом деле?
Скорее всего, какое-то посольство было. Но не три, конечно, а одно. Абсолютно точно то, что Ольга Малфреду Нискине Древлянскому отказала. Вероятно, кто-то всё же погиб: месть ведь должна была состояться. Не исключено, что эта месть приняла мистически-религиозный характер, и кто-то был просто принесен в жертву богу войны и воинов-полян Перуну.
Но чем объяснить странное поведение Мала Древлянского? Не любовью же в самом деле? Почему он, имея по праву победителя все права на Киев и Ольгу, и сватов засылал, и месть снёс без ответного удара?
Потому что решения такой важности обязательно принимались на вече или, в крайнем случае, на совете старейшин. И в случае с убийством Игоря, и в случае со сватовством, и в случае с ответным ударом после отказа Ольги, Мал просто обязан был выполнить ЛЮБОЕ решение своего народа.
И в этом – в умении подчиниться народной воле – тоже заключалась княжеская доблесть!
В этом вот и есть разгадка странного поведения людей, которые любили друг друга, но… Оба были КНЯЗЬЯМИ, а потому – во всём зависели от людей, которые согласились их таковыми считать.
Но ведь оба были богаты! Ольга, как вдова, имела право распоряжаться своим имуществом и своей судьбой! Могли бы они снять с себя эти княжьи вериги и посвятить жизнь друг другу?
Нет. Потому что оба были ещё и заложниками своих семей. Вернее, их семьи были заложниками в руках этого самого народа, который решал, что делать.
Если бы Мал, скажем, не подчинился решению вече, его заставили бы, пригрозив расправиться с семьёй. А если бы он бросил семью, что сказали бы, к примеру, чешские короли, из рода которых была старшая жена Мала, мать его наследника Добрыни и маленькой княжны Малфреды (Малуши)? Ведь, согласно династическому праву, Добрыня и Малфреда, кроме всего прочего, были ещё и принцами чешскими!
Если решения принимались коллегиально, то почему древляне приняли решение не идти сразу после смерти Игоря на Киев приступом, а засылать сватов, молча снесли Ольгин отказ, позволили Ольге устроить тризну по Игорю на своей земле и первой начать военные действия?
Похоже, они оценили ситуацию как проигрышную для себя.
Во-первых, потому что варяжские дружины Ольги и Свенельда были, усилены народным ополчением киевлян, которые решили биться за независимость и первенство своего города до смерти! Киев ведь и строился древлянами как военный гарнизон, и каждый мужчина в нём традиционно был воином (полянином)!
А во-вторых, древляне получили ЗНАК СВЫШЕ…
Перед каждым важным делом, волхвы обращались за советом к богам. Так поступили после казни Игоря и волхвы древлянские.
Чтобы узнать, что их ждёт, в дремучем лесу, на берегу речки Гнилопяти (у современного Шумска близ Житомира) соорудили волхвы ВЕЛИКАНШУ – жертвенное капище для человеческих жертвоприношений. Это была “крада великая” (погребальный костёр размером 11 на 14 метров): сплетенная из прутьев и стволов молодых деревьев как бы лежащая на земле Мать Сыра Земля с огромным, обращённом к небу животом. “Живот” этот, согласно обычаю, набили волхвы то ли живыми, то ли убиенными перед этим людьми (скорее всего, “ворами”-киевлянами, взятыми в плен вместе с Игорем и тоже виновными в нарушении порядка сбора дани). После определённых ритуальных действий, великаншу ПОДОЖГЛИ…
Жаркая крада прогорела дотла. Спустя тысячу лет археологи нашли мелкие пережжёные человеческие косточки, остатки жертвенной глиняной посуды и жертвенных каменных ножей.
Что увидели волхвы в пепле, мы не знаем. Но это им не понравилось. И они приняли решение сдаться без боя…
Игоря нужно было похоронить. Война ещё не была объявлена, и Ольга пригласила древлян на поминальные торжества.
Вначале (вероятно!) была устроена крада – огромный костёр, на котором тело старого князя сожгли. Потом (вероятно!) прах его сложили в ритуальный погребальный сосуд и установили на специально подготовленной площадке.
Почему “вероятно”? Потому что никаких следов погребального костра возле кургана, который считается могилой Игоря (у древлянской деревеньки Игоревка, недалеко от Коростеня) и никаких признаков ритуального сосуда с прахом в том кургане археологи не нашли.
Но, как бы там ни было, а курган был насыпан, начался поминальный пир и ритуальные воинские игры – тризна. Летопись утверждает, что во время тризны Ольга велела убить 5 тысяч приглашённых древлян, которые опять этого… не заметили!
Тризну справляли в честь бога воинов Перуна. Это был кровавый бог, и нередко ему приносили человеческие жертвы. Археологам известны погребения знатных славян, которым сопутствовали убиенные во время тризны жены (наложницы) и слуги (младшая дружина). Возможно, этот обычай в “Повести…” превратился в рассказ об очередной мести Ольги. Но в данном случае археологи опять не нашли признаков массового убиения людей.
Могли ли местные жители, которые с таким пристрастием вспоминают даже незначительные подробности событий тысячелетней давности, забыть место захоронения такого количества соплеменников? Вряд ли. Об избиении людей, вероятно, для устрашения, говорили тогда много, но самого избиения НЕ БЫЛО!
Историки склоняются к мысли, что во время тризны произошло нечто совершенно другое: СГОВОР! Договор между древлянами-коростеньцами и древлянами-киевлянами, которые теперь мыслили себя как самостоятельное племя и стали именоваться полянами. Полянами не в смысле пришельцев с полей, а в смысле – воинов, богатырей, победителей. Ведь “поле” в древности имело только один смысл: ристалище, место битвы.
И нет сомнения в том, что условия ДОГОВОРА обсуждали Хельги-Ольга с Малфредом-Малом не единолично, а в присутствии светлых князей множества племён древлянского союза, старейшин и волхвов с обеих сторон.
Тризну отгуляли поздней осенью, на грани зимы. Ольга вернулась в Киев, стянула в кулак все свои войска-дружины, взяла Святослава и отправилась к Коростеню.
Летописец рассказывает так.
Древляне вышли навстречу. Маленький Святослав “суну копием”, которое скользнуло между ушей коня и тут же упало на землю. Воевода Свенельд и воспитатель Святослава Асмуд сказали: “Князь уже почал, потягнем, дружино, по князи…” Древляне отступили за стены Коростеня, но сдаваться отказались. Ольга стояла под стенами год, а потом решила древлян обмануть: попросила в качестве отступного птиц, велела привязать к их лапкам горящую паклю и отпустить. Так птицы подожгли Коростень. Древляне побежали из города, поляне хватали и убивали их. Город сожгли, старейшин тоже сожгли, много людей перебили, многих Ольга в рабство своим мужам отдала, а остальных оставила, чтобы дань платили. А потом пошла Ольга по деревской земле уроки уставлять…
Через год вернулась она в Киев. Потом отправлась в Новгород. В 947 году опять вернулась в Киев к сыну. А дальше в летописи 7 “пустых” лет… И никаких больше упоминаний о Малфреде Нискине Древлянском и его семье!
Древляне этот рассказ дополняют местными преданиями.
“Спалив” Коростень, Ольга пошла по деревской земле и “попалила” все остальные города и сёла. Дороги она не знала и боялась, что заведут её куда или отравят.
Так и вышло: местный “сусанин” завёл полян в болото. Еле выбрались они оттуда, и до сих пор местные жители рассказывают про “Ольжину гать”, которую стелили поляне, чтобы выбраться из “Ольжиного топила”.
А чтоб не отравили, везде заставляла она своих людей копать “Ольжині криниці”.
Оставила Ольга только один город невредимым: Овруч-Вручий, который сделала стольным градом Деревской земли.
А потом, после возвращения из Новгорода, семь лет (те самые “пустые” летописные с 948 по 955!) жила Ольга не в Киеве, а в КОРОСТЕНЕ! До сих пор коростеньцы охотно показывают приезжим святые места: Ольжину купальню (где она, по преданию, мылась, когда жила в городе) и Ольжино дзеркало – отвесный, отполированный ветрами гранитный обрыв на правом берегу Уши.
Что делала она в сожжённой ею же столице могучего в былые времена Древлянского княжества? “А гріхи замолювала!” – говорят старики, сердито поджимая при этом губы.