Очеркъ охоты и промысла на звѣрей и птицъ въ Овручскомъ уѣздѣ, (Волынской губ)

Нарис 1877 року, про стан мисливського промислу в Овруцькому повіті. Подано детальний опис звіру, його звички, стан популяції,  методи полювання поліщуків та повір’я.

Стаття вийшла друком в “ЖУРНАЛЪ ОХОТЫ”, в чотирьох номерах, томів 6 та 7 за 1877 рік. Текст подано мовою оригіналу – російська дореформена.

Матеріал оновлено, додано всі частини і зараз маємо повний текст.


Очеркъ охоты и промысла на звѣрей и птицъ
въ Овручскомъ уѣздѣ, (Волынской губ).

 

Странное чувство овладѣваетъ охотникомъ при въѣздѣ его въ Овручскій уѣздъ. Отъ историческихъ временъ, онъ постепенно переходитъ къ настоящему—и подкрѣпивъ свои охотничьи стремленія, тѣми данными, о которыхъ много разъ читалъ въ книгахъ и слыша отъ собратовъ-охотниковъ, о неизсякаемомъ количествѣ разнаго рода дичи водящейся въ Волынскомъ полѣсьи, онъ заранѣе самодовольно улыбается будущимъ успѣхамъ. И дѣйствительно, въѣздъ въ Овручскій уѣздъ, съ Житомирскаго тракта, ознаменовывается селами, носящими историческія названія: Шатрищи, Грозино, Могилино; а за ними слѣдуетъ: М. Искорость, замѣчательное по великолепному мѣстоположенію и гордящееся памятниками старины—могилою Игоря и Ольгиными ваннами, высѣченными въ камнѣ на днѣ р. Ужи. Все это, какъ бы по необходимости, даетъ прочувствовать охотнику времена перваго тысячелѣтія, съ своими непроходимыми дебрями и Древлянами, блуждающими по нимъ за оленями и черными куницами. Но впечатлѣніе столь отдаленныхъ временъ какъ то скоро обрывается, ибо онъ здѣсь и вдоль всей дороги до г. Овруча, видитъ лишь незначительный заросли съ полувысохшими болотами, по которыми кое гдѣ блестятъ извилистыя, крошечныя рѣченки, а далѣе за ними—жалкія песчаныя ноля съ скудною жатвою. За то взоръ проѣзжаго быстро приковывается къ какой то синевѣ, чуть, чуть виднѣющейся вдали, съ лѣвой стороны дороги; по мѣрѣ приближенія къ Овручу, синева исчезаетъ и предъ глазами является грандіозная панорама: громадный безъ конца боръ, а предъ нимъ—красная полоса сыпучихъ песковъ, волнистыхъ словно море въ бурную погоду. Вотъ этому-то видѣнію, единственно ему и улыбается охотники. Жаль мнѣ его бѣднаго, неимѣющаго еще понятія о несчастной долѣ Овручскихъ обитателей.

Сотня несчастныхъ домишковъ, да выгорѣвшая площадь — все достояніе города; одна лишь городская тюрьма высится у противоположнаго края, видна со всѣхъ сторонъ и ночью, будучи освѣщена, служитъ какъ бы маякомъ проѣзжему и прохожему люду. Огорошатъ бѣднаго охотника и жиды, начинающіе повѣствованія съ того, что въ прошломъ году, изъ чиновниковъ, занимавшихъ видныя мѣста, одинъ застрѣлился наповалъ, а другой рѣзался, а въ настоящими — у третьяго чиновника, жена бѣжала отъ тоски. Не утѣшатъ его и замѣчательныя развалины храма Св. Василія и окрестные помѣщики, до нынѣ не получившіе еще газетныхъ извѣстій о низверженіи династіи Наполеона III, — значитъ вся надежда на боръ, милый боръ и непроходимыя трущобы. Вывезутъ ли они его на своихъ могучихъ плечахъ и не дадутъ погрузится въ апатію— рѣшить трудно; но всякая медлительность, для охотника, здѣсь немыслима и онъ много черезъ два-три дня уже узнаетъ, что лучшая охота сосредоточивается по двумъ направленіямъ: вдоль всей дороги къ М. Олевску, до границъ Ровенскаго уѣзда и по Мозырскому тракту. По этими путями и начинается странствованіе, и хотя охотники, конечно, не найдетъ тѣхъ дебрей, о которыхъ упоминалось выше, и породъ существовавшихъ лишь во время оно, но легко можетъ встрѣтить нижеслѣдующихъ звѣрей и птицъ:

Лось. Его можно встрѣтить во многихъ лѣсныхъ дачахъ, какъ казенныхъ, такъ и частныхъ: Выступовичской, Славечанской, Листвинской, Бегунской, Козачевской, Юровской, Журжевичской, Сновидовичской, Кишинской, Родовельской, Жбуровичской, Зубковичской, Бѣлокуровичской, Замысловичской, Олевской, Озеранахъ, Сущинской, Войткевичской, Собичинской, Бѣловижской и Рокитной. Осѣдлое же его пребываніе, гдѣ лось плодится, исключительно въ лѣсахъ: Выступовичскихъ, Славечанскихъ, Козачевскихъ, Сновидовичскихъ, Олевскихъ и Бойткевичскихъ. Видъ его обыкновенный: съ широкою „доскою“ у основанія роговъ и развѣтвленіемъ ихъ—но числу лѣтъ жизни; однако въ прошломъ 1874 году, убитъ лось, имѣвшій на лбу лишь одинъ серпообразный рогъ, безъ развѣтвленій и безъ доски. Держится преимущественно въ смѣшанномъ лѣсѣ, на низмениостяхъ покрытыхъ зарослями изъ лозы, крушины и осины (главная его пища).

Охотятся на лосей большею частью облавами, который въ широкихъ размѣрахъ и рѣдки, и неудачны; за то маленькія—состоящія изъ небольшихъ крестьянскихъ партій въ три-четыре человѣка, могутъ назваться настоящими лосинымъ бичемъ.—Процедура такихъ облавъ не хитра и не сложна: въ зимнее время, нисколько человѣкъ ѣдутъ въ саняхъ по лѣсу и завидѣвъ свѣжій слѣдъ лося, начинаютъ окружать его; убѣдясь, что послѣдній находится въ опредѣленномъ ими мѣстѣ, крестьяне становятся по направленію къ густымъ зарослями, зная но опыту, что спуганный лось непремѣнно будетъ туда держать свой путь, а одинъ изъ нихъ идетъ въ загонъ. Способъ этотъ на столько вѣренъ, что крестьяне предпочитаютъ его всѣмъ другимъ, да и многіе лучшіе охотники начинаютъ имъ пользоваться. Съ 15 августа но октябрь, крестьяне охотятся на лосей посредствомъ „манви“; ходятъ они въ этомъ случай попарно; одинъ становится поди деревомъ, на болѣе открытомъ мѣстѣ, а другой отправляется въ ближайшія заросли и начинаетъ свою потѣху ломкою сухихъ сучьевъ. Чѣмъ большую они производитъ трескотню, тѣмъ вѣрнѣе приманка. Долетающій до ушей лося шуми дѣйствуетъ на него одуряющими образомъ: несчастный, воображая любовную схватку, стремглавъ бросается къ роковому мѣсту и ложится костьми поди выстрѣломъ лыкомъ связаннаго крестьянскаго самопала.

Иногда забава эта кончается кровавою драмою. Бъ прошломъ 1874 году, одинъ изъ крестьянъ, по условію съ другими, обязанъ были производить ломку въ извѣстномъ направленіи, но, по какому то непостижимому соображенію, на обратномъ пути продолжали свою работу съ противоположной стороны—и бывъ принятъ караульщикомъ за настоящаго лося, получили отъ него пулю, раздробившую ногу. Несчастный прожили лишь однѣ сутки и передъ смертію говорили: ,,я и бачивъ якъ вінъ цѣливъ; да щось духи заняло „должно быть добре ломавъ сучья Ежегодно убивается лосей крестьянами и вообще такъ называемой „шляхтой“ отъ 15—20 штуки; мясо ѣдятъ они сами, а кожи сбываютъ евреями отъ 5 до б руб. за каждую. Опредѣлить точную цифру убиваемыхъ лосей весьма трудно, такъ какъ здѣсь, болѣе чѣмъ гдѣ либо,’ развито браконьерство. Истребляется дичь безпощадно, немилосердно. Извѣстно, что самка—лосиха, отеливаясь иногда въ открытыхъ мѣстахъ, по необходимости остается при дѣтенышахъ 2—3 сутокъ. Въ этихъ случаяхъ, она неустрашима: нечаянно набредшій домашній скотъ, вмѣстѣ съ пастухами, разгоняются ею во всѣ стороны; но это способствуетъ, большею частію, ей самой попасть поди пулю алчныхъ браконьеровъ. Такими образомъ, въ маѣ мѣсяцѣ 187 5 года, они убили самку, изрѣзали ее въ куски и унесли съ собою, оставивъ подлѣ материнской крови двухъ дѣтенышей. Случайно набредшая на нихъ въ тотъ же день деревенская баба сообщила о безчеловѣчномъ подвигѣ лѣсничему, который и забрали лосенятъ. Одинъ изъ ихъ вскорѣ умеръ, а другой живъ еще и но нынѣ.

Здѣшніе мысливые не упускаютъ случая воспользоваться и знаніемъ привычекъ животнаго. Напримѣръ, отелившаяся самка, черезъ два-три дня, отправляется съ дѣтьми въ путь и колеситъ съ ними по разными направленіямъ до тѣхъ поръ, пока дѣти возмужаютъ, либо сама она погибнетъ отъ пули браконьера. Въ послѣднемъ случаѣ, молодые лосята, лишившіеся матери, начинаютъ розыскивать ее непремѣнно но той же дорогѣ, но которой она ихъ водила, повторяя это много разъ. Мѣстные жители хорошо знаютъ причину правильнаго передвиженія лосей и ждутъ ихъ на извѣстной тропѣ, съ удивительною точностію опредѣляя время прохода.

Многіе изъ здѣшнихъ охотниковъ увѣряютъ, что лося легко сдѣлать домашнимъ животнымъ и приводятъ въ примѣръ двухъ изъ нихъ—служившихъ нѣсколько лѣтъ тому назадъ, казенному лѣсничему вродѣ упряжныхъ лошадей, добавляя при томъ, что изъ м. Олевска въ г. Овручь (120 верстъ) онъ ѣздилъ за полученіемъ изъ казначейства жалованья—не иначе, какъ только на лосяхъ. На сколько это достовѣрно—ручаться не могу, но мнѣ положительно извѣстно, что и нынѣшній казенный лѣсничій И. съ тою же цѣлью держитъ у себя двухъ лосей, имѣющихъ уже по три года.

О введеніи правильной охоты на лосей, здѣсь нѣтъ и рѣчи— каждый дѣйствуетъ самъ но себѣ, что конечно не остается безъ вліянія на постепенное уменьшеніе ихъ—и мнѣ кажется, что если лоси, въ здѣшнихъ лѣсахъ, еще совершенно не изчезли, то виновникъ этому помѣщикъ Рѣчицкаго уѣзда Горватъ, разумно и осмысленно ведущій охотничье дѣло. Въ его лѣсахъ, клиномъ примыкающихъ къ Овручскимъ—настоящій разсадникъ лосей, оберегаемыхъ лѣсною стражею; оттуда то они и размножаются. Малѣйшая тревога въ Рѣчицкомъ уѣздѣ— и лоси начинаютъ переправляться въ Овручскій; здѣсь,словно саранча, нападаютъ на нихъ и крестьяне, и шляхта; гоненіе продолжается черезъ двухсотъ верстное пространство до м. Олевска, откуда ихъ поворачиваетъ, въ обратный путь, тамошняя ватага мѣстныхъ мысливыхъ — и такимъ образомъ бойня продолжается до появленія благодѣтельной метели. Напуганные, истомленные лоси, пользуясь исчезновеніемъ слѣда, забираются въ трущобы и ограничиваются для своего пропитанія крошечнымъ райономъ; выходятъ же изъ него, не смотря даже на страшный голодъ, не иначе какъ съ появленіемъ новой метели. Несчастный животным этимъ только и избавляются отъ поголовнаго избіенія.

Дикія козы держатся преимущественно въ заросляхъ накрывающихъ низменныя мѣста, вблизи которыхъ расположены лѣсные сѣнокосы; но излюбленнымъ ихъ пребываніемъ служитъ холмистая мѣстность ирорѣзываемая болотами, съ поросшими на нихъ молодыми березами и лозою. Эти два растенія, а также верескъ доставляютъ козамъ основную пищу. Ихъ можно встрѣтить во многихъ лѣсныхъ дачахъ Овручскаго уѣзда, но главная осѣдлость сосредоточена: въ Войтовичской, Дѣльной, Дубаской, Городищенской, Дидовыхъ-лѣсахъ, Ігобылкахъ, Выступовичской, Давидковской, Воробіевской, Словечанской, Сущанской и Олевской.

У насъ водятся двѣ породы, существенная разница между которыми заключается единственно въ величинѣ роста и цвѣтѣ шерсти. Одна изъ нихъ крупнѣе, а цвѣтъ шерсти сѣроватый; другая же мельче и цвѣтъ шерсти буро-красноватый. Впрочемъ послѣдняя разница рѣзко замѣтна лишь зимою; въ лѣтнюю же пору, обѣ породы имѣютъ почти одинъ и тотъ же цвѣтъ, именно рыжеватый. До сихъ норъ также никто не замѣтилъ, чтобы одна порода отъ другой держалась особнякомъ; напротивъ, одна изъ маленькихъ козъ нерѣдко бываетъ вожакомъ стада состоящаго изъ большихъ— и отличается отъ нихъ быстротою бѣга, смѣлостію и смѣтливостью.

Замѣчательно что козлы присоединяются къ самкамъ только въ январѣ и іюлѣ мѣсяцахъ; въ это время они играютъ съ ними въ извѣстныхъ любимыхъ мѣстахъ — песчаныхъ холмикахъ, покрытыхъ хвойными деревьями; въ остальные же мѣсяцы держатся отдѣльно отъ козъ и лишь въ очень снѣжную зиму снова сбиваются вмѣстѣ. Конечно, подобная характеристическая черта животнаго и даетъ поводъ къ нерѣдкой встрѣчѣ стадъ состоящихъ исключительно изъ однихъ козловъ, либо однѣхъ козъ. Въ концѣ апрѣля самка мечетъ отъ двухъ до пяти дѣтенышей и воспитываетъ ихъ всегда сама, безъ всякаго участія со .стороны самца.—Козлы обыкновенно теряютъ рога въ октябрѣ мѣсяцѣ и съ этого собственно времени начинается превращеніе цвѣта шерсти изъ рыжаго въ сѣроватый; въ февралѣ же молодые рога вновь достигаютъ значительной величины и хотя обрамлены еще кожанымъ чахломъ. Но въ этотъ мѣсяцѣ на столько уже крѣпнутъ, что даютъ козламъ возможность заострять (?) ихъ треніемъ объ деревья; впрочемъ вѣроятно дѣйствіе это они производить не по особому какому либо инстинкту, а исключительно отъ зуда производимая вылупливаніемъ роговъ изъ естественная кожаная гнѣзда.

Здѣсь охотятся на козъ различными способами: съ гончими собаками, облавою, съ подъѣзда и на деревянныхъ лыжахъ. Первый родъ охоты въ ходу преимущественно осенью и большею частію бываетъ неудаченъ, по той причинѣ, что въ Овручскомъ уѣздѣ гончія собаки есть у немногихъ охотниковъ, но и тѣ мѣшеныхъ городъ, съ плохимъ чутьемъ и гономъ; при чемъ козы ведутъ ихъ далеко, не рѣдко за 10—15 верстъ; иногда же вслѣдъ за гономъ, ни козъ, ни собакъ не увидишь круглый день—трата времени и хлопоты по скличкѣ собакъ. Облавы въ большихъ размѣрахъ, также какъ и на лосей, рѣдки и обходятся дорого.

За то третій способъ, съ подъѣзда, самый добычливый. Этотъ родъ охоты, конечно, возможенъ лишь зимою, по свѣжей тропѣ, при участіи трехъ—пяти человѣкъ. Всѣ они усаживаются въ длинную узкую линейку, поставленную на высокія полозья, и ѣдутъ по лѣсу, безъ всякой дороги. Импровизированныя сани скользить въ какой угодно чащѣ и ужъ если открыть свѣжій слѣдъ, то ускользнуть козамъ отъ преслѣдованія немыслимо, ибо оно иногда продолжается нѣсколько сутокъ. Застигнутый въ какихъ бы то ни было заросляхъ, онѣ немедленно окружаются охотниками, а кучеръ съ противоположной стороны въѣзжаетъ въ чащу и гонитъ козъ.

При упомянутой охотѣ, мѣстные жители пускаютъ въ ходъ преоригинальный способъ заманиванія козъ. По приближеніи къ нимъ кучеръ запѣваетъ какую нибудь монотонную пѣсню; послѣ нѣсколько прыжковъ, козы въ недоумѣніи останавливаются и начинаютъ вслушиваться; въ тотъ же моментъ одинъ изъ сѣдоковъ сѣваливается съ саней на снѣгъ въ противоположную отъ козъ сторону, а прочіе, не останавливаясь, плетутся далѣе, при звукахъ той же пѣсни; шаговъ черезъ сто выскакиваешь другой сѣдокъ, за тѣмъ снова та же исторія, до послѣдняго; кучеръ же тѣмъ временемъ успѣваетъ обогнуть козъ дугою и за тѣмъ ужъ прямо ѣдетъ на нихъ. Главное условіе при этой охотѣ состоять въ томъ, чтобы при паденіи съ саней какъ можно меньше производить шуму и за тѣмъ лежать не шевелясь, ибо вниманіе козъ къ упавшему предмету возрастаешь и онѣ изъ любопытства понемногу начинаютъ къ нему приближаться: малѣйшій звукъ или движеніе—и весь трудъ преподаётъ даромъ. При томъ же объѣздѣ старые охотники придерживаются неизмѣннаго правила—убивать передовую козу „вожака“—въ такомъ случаѣ остальные козы бросаются въ сторону и попадаютъ подъ выстрѣлы другихъ охотниковъ; иначе все стадо ходить по прямому направленію за вожакомъ. При выполнены этого правила, достигается лучшій результата и для дальнѣйшей охоты на то же стадо, ибо оно, лишенное вожака, далеко не уходить и блуждаетъ безцѣльно.

Послѣдній родъ охоты, на лыжахъ, для козъ самый убійственный Онъ скорѣе походить на промыселъ и при томъ самый звѣрскій. Въ снѣжную зиму, при первомъ небольшомъ морозѣ послѣ оттепели, собирается въ лѣсу цѣлая ватага мысливыхъ, на лыжахъ и съ довольно толстыми палками. Отыскавъ козъ, они начинаютъ гнать ихъ. Несчастный животныя, уходя отъ преслѣдованія, на всемъ скаку проламываютъ тонкую ледяную кору, безпрестанно обрѣзываютъ себѣ ноги и въ концѣ оконцевъ, до нельзя истомленныя, истекая кровію, останавливаются и безпощадно убиваются дубинами.

Не одни люди преслѣдуютъ и истребляютъ козъ у нихъ есть враги и между животными: волки, рыси и даже орлы учиняютъ своего рода охоту на беззащитныхъ животныхъ. Послѣдніе впрочемъ лакомятся козьимъ мясомъ весьма рѣдко и по преимуществу преслѣдуютъ, и не безъ успѣха, подстрѣленныхъ козъ. Рыси не особенно жадны, ѣдятъ мало и довольствуются одною козою втеченіи около двухъ недѣль. За то первые — волки—то и дѣло устраиваютъ собственный облавы на козъ. Они ловятъ ихъ ночью на пастбищѣ и днемъ на отдыхѣ. Жадность волковъ въ подобныхъ случаяхъ не имѣетъ границъ, а хитрость и ловкость превосходятъ вѣроятія. Изъ ряда многихъ ухищреній въ ловлѣ козъ, достаточно будешь указанія 2 на одну облаву. Подъ предводительствомъ стараго опытнаго волка, идетъ цѣлый десятокъ прибыляхъ и переярковъ; всѣ они слѣдятъ за движеніемъ хвоста у передоваго и замѣтя учащенное его движеніе, останавливаются словно но командѣ. Недалеко держитъ свой путь и предводитель: скоро онъ садится на заднія лапы, продолжая разметывать своимъ хвостомъ снѣгъ[1] при послѣднемъ пріёмѣ, молодые подростки окольными путями пробираются впередъ и разсаживаготся по всевозможнымъ направлениямъ, а старый волкъ, выждавъ нѣкоторое время, стремглавъ бросается въ чащу, откуда и выгоняетъ стадо. Бѣдныя козы летятъ безъ оглядки куда попало—и безпрестанно натыкаются на новыхъ преслѣдователей своихъ, заставляющихъ ускорять бѣгъ. Болѣе слабым начинаютъ отставать и на нихъ то волки и налегаютъ. Нерѣдко отбившіяся отъ стада двѣ-три козы измѣняютъ направленіе, мчатся по дорогѣ и попадаютъ даже въ села, но и здѣсь въ ночное время волки настигаютъ и рвутъ па части, оставляя на мѣстѣ лишь одни копыта. Несмотря однако на постоянное истребленіе козъ, ихъ все же и теперь слишкомъ достаточно въ Овручскихъ лѣсахъ: въ извѣстныхъ мѣстахъ попадаются зимою стада отъ 15—30 штукъ. Убивается ежегодно среднимъ числомъ до 150 козъ. Мясо ихъ употребляется въ пищу самими охотниками, а кожи сбываются евреямъ: лѣтнія—по 50 и зимнія—по 30 к.[2].

Зайцы. Въ Овручскомъ уѣздѣ водятся обѣ породы: бѣлякъ и русакъ. Первый держится въ густыхъ лозахъ растущихъ на низменностяхъ; второй—по опушками кустарниковъ и лѣсовъ, вблизи полей; при чемъ русакъ подраздѣляется на полевика и боровика и отличается одинъ отъ другаго лишь величиною. Боровики, держась преимущественно въ лѣсу, значительно больше полевика. Впрочемъ мѣстопребываніе русака вполнѣ зависитъ отъ времени года и исключительно отъ погоды. Весною, онъ любитъ возвышенные песчаныя мѣста, поросшія сосновыми кустарникомъ, служащія ему для вечернихъ и утреннихъ забавъ и игръ; лѣтомъ проживаешь въ хлѣбныхъ посѣвахъ; осенью — въ озимыхъ и снятой ржи: зимою—нерѣдко можно встрѣтить по о городами его и вообще онъ тогда приближается къ жилью.

Заяцъ чрезвычайно чувствителенъ къ рѣзкимъ перемѣнамъ погоды. Смотря но тому гдѣ онъ избираеть себѣ мѣстопребываніе, можно узнать какъ измѣнится таковая въ близкомъ будущемъ. Напримѣръ, если заяцъ предчувствуетъ сильный вѣтеръ или бурю, онъ покидаешь лѣсъ и выходить на самую опушку его, либо прямо въ открытое поле. Снѣгъ и слякоть загоняютъ зайца въ самую глубь лѣса—въ трущобы, откуда поднять его можетъ развѣ старая и опытная гончая собака. Въ оттепель заяцъ избираешь кустарники, растущіе на болѣе возвышенныхъ мѣстахъ и лежитъ необыкновенно крѣпко, такъ что согнать его очень трудно. Морозь для зайца, относительно выбора мѣстопребыванія, безразличенъ, но въ морозные дни заяцъ необыкновенно бодри и чутокъ. Наканунѣ оттепели и мороза, на зайцѣ сказывается вліяніе этихъ перемѣнъ, т. е. въ первомъ случаѣ онъ залегаешь крѣпко, а во второмъ дѣлается крайне осторожными. Приближеніе снѣга вліяетъ на зайца своеобразно, въ томи отношеніи, что передъ снѣгомъ онъ иногда сутокъ трое держится на весьма ограниченномъ пространствѣ, подъ защитою густой заросли на опушкѣ лѣса, либо даже въ глубинѣ его. Любимый кормъ зайца составляютъ молодые посѣвы, лѣтомъ яровые, а осенью озимые.

По своей плодовитости онъ встрѣчается въ большомъ количествѣ, не смотря на многочисленность враговъ, истребляющихъ его немилосердно. Съ марта мѣсяца по октябрь зайчиха мечетъ почти ежемѣсячно по четыре дѣтёныша, и отъ мѣста логовища ихъ, пока они еще очень малы, никогда далеко не отходить Заяцъ-самецъ отличается непомѣрнымъ волокитствомъ и постоянно занять своими любовными похожденіями. Выбѣгая на открытія полянки, въ надеждѣ найти новую подругу, онъ часто дѣлается добычей охотника. Да и вообще заяцъ блудливъ какъ кошка. Не рѣдко случается, что даже въ концѣ октября можно видѣть маленькихъ зайченятъ, которые почти никогда не достигаютъ зрѣлаго возраста и по большей части становятся добычею молодыхъ лисицъ.

Заяцъ, хотя и самая обыкновенная дичь, но про него смѣло можно сказать, что онъ “вѣчно старый и вѣчно новый” предметъ всевозможной охоты, смотря по временамъ года и способностямъ зайца примѣняться къ обстоятельствамъ. Счастливая или неудачная охота на зайцевъ прежде всего находится въ непосредственной зависимости отъ состоянія атмосферы. Сухой годъ, но безъ крайностей, относительно колебаній температуры, самый благопріятный для зайцевъ. Въ такіе года ихъ встрѣчается всего больше; они тогда въ силѣ, полны жизни и охота на нихъ доставляетъ истинное удовольствіе. Не то бываетъ, когда выдается годъ сырой, влажный — тогда зайцы болѣютъ и часто умираютъ, вслѣдствіе чего ихъ встрѣчается мало: мрутъ не только молодые зайченята, но и старые, особенно въ продолжительный осеннія слякоти. Едва ли какой либо другой звѣрь подвергается такимъ гоненіямъ.

Зайца преслѣдуютъ совы, ястреба, лисицы, волки, но всего болѣе человѣкъ. Послѣдній бьетъ зайца на облавахъ, бьетъ его съ гончими собаками, бьетъ его осенью, даже изъ подъ легавой, бьетъ его изъ “засидокъ”, ловить капканами. Всѣ подобнаго рода охоты извѣстны и о нихъ говорить нечего, упомяну лишь объ охотѣ на зайца съ подъѣзда. Зимою съ разсвѣтомъ охотникъ выѣзжаетъ на крошечныхъ санкахъ въ поле, либо на проселочную дорогу, идущую по опушкѣ лѣса и замѣтивъ свѣжій ночной заячій слѣдъ, тропитъ его до того мѣста, гдѣ онъ уже образуетъ нѣсколько прямыхъ параллельныхъ линій. Это вѣрный признакъ близкаго присутствія зайца: параллельныя линіи указываютъ, что заяцъ въ этомъ мѣстѣ отыскивалъ удобное логовище для дневки. Тутъ нужно смотрѣть зорко, чтобы не прозѣвать его. Продѣлавъ нѣсколько параллельныхъ тропинокъ, заяцъ сильнымъ прыжкомъ бросается въ сторону, при чемъ всѣ четыре лапы держитъ такъ близко одна къ другой, что его слѣдъ, вмѣсто обычной формы, образуетъ одну довольно обширную ямку; такія ямки, благодаря усиленными прыжками, отстоять далеко другъ отъ друга. Замѣтивъ видоизмѣненный слѣдъ зайца, всегда почти перпендикулярный къ параллельными слѣдамъ, охотникъ дѣлаетъ круги. Не найдя зайца, онъ снова начинаетъ окружать данное мѣсто съ болѣе узкими діаметромъ и такъ далѣе, до тѣхъ поръ пока не увидитъ его лежачими. Способъ этотъ на столько удаченъ, что изъ десяти—девять зайцевъ всегда дѣлаются добычею охотника.

Замѣчательна способность зайца жить подъ снѣгомъ. Въ суровую снѣжную зиму, заяцъ нерѣдко прячется подъ сломанныя верхушки сосенъ, либо въ мелкой лозѣ; занесенный сугробомъ, онъ продолжаетъ подъ ними бодрствовать, образуетъ дыханіемъ порядочный ледяной своди и гложетъ все, что ни попадется ему въ его тѣсномъ жильѣ. Случается иногда охотнику открывать зайца и подъ такимъ снѣжнымъ покровомъ, въ томи случаѣ, если онъ нечаянно замѣтитъ, въ тихую погоду, значительное колебаніе верхушекъ лозы. Нѣкоторыя изъ такихъ лозъ, будучи севершенно подрѣзаны зайцемъ, свободно вынимаются изъ сугроба, что также указываетъ на вѣрное присутствіе животнаго. Вообще во всѣхъ Овручскихъ лѣсахъ и кустарникахъ зайцы водятся въ большомъ количествѣ и особеннаго уменьшенія ихъ не замѣчается, хотя въ сущности къ веснѣ остается ихъ едва десятая часть. Опредѣлить число убитыхъ зайцевъ, въ теченіи круглаго года, весьма трудно; однако она во всякомъ случаѣ далеко заходить за тысячу штуки. Сбываются они на ежедневныхъ базарахъ въ городѣ Овручѣ и по мѣстечкамъ, не дороже пятидесяти копѣекъ. Шкурка зайца продается отъ пятнадцати до тридцати коп. за штуку.

Медвѣдь. Встрѣчается въ немногихъ лѣсныхъ дачахъ Овручскаго уѣзда, именно Олевской, Сновидовичской, Юровской, Войткевичской и Журжевичской; въ нихъ охотятся на медвѣдя ежегодно, если же онъ иногда и пробирается въ другія, сосѣднія дачи, то это не болѣе какъ случайность. Да и вообще въ здѣшнемъ уѣздѣ медвѣдь считается рѣдкимъ звѣремъ, чуть-ли не захожимъ изъ лѣсовъ Минской губерніи. Но крайней мѣрѣ въ настоящее время осѣдлость его подвержена большому сомнѣнію по двумъ причинамъ: 1) появляются медвѣди почти всегда въ однѣхъ и тѣхъ же лѣсныхъ дачахъ ближайшихъ къ Минскимъ лѣсамъ, и въ такомъ ограниченномъ числѣ, что, несмотря на усиленное преслѣдованіе, отъ котораго рѣдкій медвѣдь уходитъ, убивается ихъ въ теченіи года 2—3 не болѣе, и 2) такихъ дебрей, какія нужны для укрытія медвѣдей, въ Овручскомъ уѣздѣ уже не существуетъ: по всѣмъ лѣсамъ появились хутора и мало по малу началась разработка земли. Сторонники осѣдлаго пребыванія медвѣдя въ Овручскихъ лѣсахъ указываютъ на два ближайшихъ случая: въ лѣто 1875 года въ Словечанскихъ лѣсахъ, значительно удаленныхъ отъ Минскихъ, видѣли медвѣдицу съ двумя медвѣжатами и даже охотились на нее; а въ первыхъ числахъ января 1870 года, въ Олевскихъ лѣсахъ выгнанъ изъ логовища и убитъ громадный стервятникъ. Достаточно ли этихъ двухъ указаній для рѣшенія вопроса—судить не берусь, но что медвѣдъ, лѣтъ семь тому назадъ, проживалъ еще въ Овручскомъ уѣздѣ, — это несомнѣнно.

Здѣсь, какъ и вездѣ, гдѣ только водятся медвѣди, встрѣчаются двѣ породы: “Стервятникъ” и “Муравейникъ”; первый, какъ извѣстно, гораздо больше втораго и шерстью темнѣе. Появленіе такого гостя, какъ медвѣдь. почти всегда ознаменовывается разореніемъ ульевъ, стоящихъ здѣсь повсемѣстно на соснахъ, и потравою хлѣбныхъ засѣвовъ на лѣсныхъ полянахъ; единственно въ такихъ только случаяхъ и составляется экстренная охота на медвѣдя, при неизмѣнномъ условіи — облавою. Другихъ родовъ охотъ на него здѣсь вовсе не знаютъ, за то преслѣдованіе медвѣдя, однимъ и тѣмъ же способомъ, производится чрезвычайно упорно и нерѣдко продолжается нѣсколько дней.

Смышлённость мишки также, какъ и въ другихъ мѣстахъ; равнодушіе же крестьянъ при встрѣчѣ съ нимъ, превосходитъ всякое вѣроятіе. Въ доказательство того и другаго приведу два случая, не выходящіе, впрочемъ, изъ ряда обыкновенныхъ, ибо подобными случаями сопровождается здѣсь всякая облава на медвѣдя. Помѣщикъ С., лѣтомъ прошлаго года, пріѣхавъ по дѣламъ своего имѣнія въ д. Нижнюю Рудню, узналъ отъ крестьянъ, что медвѣдь только что сбросилъ съ сосны улей. Какъ охотникъ, онъ торопливо собралъ нѣсколькихъ стрѣлковъ и загонщиковъ и, прійдя на указанное мѣсто, занялъ небольшую, но удачную кнею, такъ какъ именно въ ней и оказался медвѣдь. При первомъ же крикѣ загонщиковъ, у линіи стрѣлковъ показался небольшой муравейвейникъ: раздался выстрѣлъ и онъ ушелъ обратно въ лѣсъ, прямо на загонщиковъ. Послѣдніе, дойдя до небольшаго мокраго болота и предполагая, что медвѣдь послѣ перваго выстрѣла прорвался черезъ цѣпь стрѣлковъ, либо убитъ, обогнули его и вышли группою къ охотникамъ. Куда дѣвался медвѣдь—никто не могъ положительно объяснить, но ларчикъ вскорѣ открылся самъ собою. Крестьяне-загонщики, истомленные жарою, отправились къ ключу, находившемуся въ только что обогнутомъ ими болотѣ, и къ своему величайшему удивленію, увидѣли подлѣ него медвѣдя, усердно обмывавшаго рану нанесенную ему въ бокъ. Разумѣется муравейникъ, съ быстротою зайца, бросился въ сторону — и сопровождаемый криками крестьянъ, погналъ снова подъ выстрѣлъ охотника, успѣвшаго перерѣзать ему путь,— и хотя ушелъ далѣе, но гораздо медленнѣе, что указывало на новую рану. Въ слѣдующей кнеѣ, медвѣдя захватили во второй разъ и тремя выстрѣлами уложили на мѣстѣ, а затѣмъ привезли въ Нижнюю Рудню съ ощипанною въ конецъ спиною. Вѣра крестьянъ въ могущество медвѣжьей шерсти при различныхъ недугахъ—отнимаетъ всякую возможность уберечь шкуру отъ порчи.

Въ зиму 1874 года обойденъ былъ стервятникъ. Несмѣтное число загонщиковъ, съ пятидесятые дворовыми собаками, обогнули медвѣдя громадною дугою, къ одной изъ сторонъ которой примкнула цѣпь стрѣлковъ, а къ другой обозъ охотниковъ; однимъ словомъ, образовался сплошной кругъ, съ медвѣдемъ въ центрѣ. Голоса кричанъ и лай дворняшекъ, причуявшихъ звѣря, наконецъ поставили на ноги медвѣдя, двинувшагося первоначально къ обозу, а затѣмъ свернувшаго немного въ сторону, но направленно къ стрѣлкамъ. Глубокій снѣгъ и сильно дувшій въ то время вѣтеръ, препятствовалъ поспѣшному бѣгству и безъ того уже ошеломленнаго внезапнымъ пробужденіемъ звѣря, и онъ медленно, почти шагомъ и съ остановками, приблизился шаговъ на пятнадцать къ одному изъ мѣстныхъ крестьянъ, плотно прижавшемуся къ толстому дереву. Тотъ прицѣлился и спустилъ курокъ, но онъ только щелкнулъ, а пистона не разбилъ. Медвѣдь поднялся на дыбы и облѣпилъ морду снѣгомъ: повторилась та же исторія. Разсвирепѣвшій медвѣдь, отряхая съ морды снѣжную пыль, началъ быстро поводить носомъ во всѣ стороны, отыскивая противника, но мужичекъ, не думая о послѣдствіяхъ, въ третій разъ спускаетъ курокъ, — выстрѣла все нѣтъ; не смущаясь неудачей, взводитъ курокъ въ четвертый разъ, прицѣливается въ бокъ медвѣдя и наконецъ выстрѣлъ грянулъ. Звѣрь безостановочно идетъ далѣе и не болѣе какъ въ двадцати шагахъ, натыкается па колоду, подъ которою и ложится. Мужичекъ, замѣтивъ это, торопливо зарядилъ одностволку, за неимѣніемъ пули лётками, подкрался возможно ближе къ звѣрю и затѣмъ всадилъ ему уже безъ осѣчекъ весь зарядъ въ голову—тотъ и не шелохнулся. Впослѣдствіи оказалось, что мужикъ первоначально всыпалъ въ свое ружьишко громадный зарядъ пороху и вмѣсто пули забилъ въ стволъ кусокъ олова, а сверхъ олова запустилъ сломанный желѣзный зубецъ съ бороны—и первымъ еще выстрѣломъ попалъ въ край сердца.

Изъ всего сказаннаго легко придти къ заключенію, что въ здѣшнемъ уѣздѣ на медвѣдя нѣтъ правильной охоты или промысла.

Рысь. Водится исключительно въ Олевскихъ и Словечанскихъ лѣсахъ, но по своему бродячему образу жизни, нерѣдко попадается и въ другихъ лѣсахъ, довольно далеко отстоящихъ отъ первыхъ. Собственно на рысь здѣсь не охотятся, а бьютъ ее преимущественно при облавахъ на лосей и козъ. Она ихъ необходимый спутникъ, въ особенности первыхъ. Это отчасти объясняется тѣмъ, что она ловитъ молодыхъ лосенятъ, а также не отказывается конечно и отъ старыхъ, тяжело раненыхъ. Козъ же рысь ловитъ только когда голодна. Обыкновенно замѣтивъ направленіе идущихъ козъ съ дерева, она слѣзаетъ на землю, дѣлаетъ дугообразный обходъ, съ такимъ разсчетомъ, чтобы опередить ихъ, и потомъ притаивается за бугромъ или за большимъ деревомъ. Если козы, но несчастію, наткнутся на рысь, то она мгновенно, огромнымъ прыжкомъ, бросается на избранную жертву. Въ случаѣ промаха, она пытается догнать козъ, но сдѣлавъ 2 — 3 прыжка, останавливается и принимается за прежніе маневры. Рысь чрезвычайно хищный звѣрь, по въ сущности она вредитъ несравненно менѣе другихъ. Она истребляетъ благородныхъ животныхъ лишь при удобномъ случаѣ и въ крайности, большую же часть времени, то есть утренніе и вечерніе часы, проводить за своимъ любимѣйшимъ занятіемъ—ловлею дятловъ. Извѣстно, что послѣдніе утромъ и подъ вечеръ долбятъ деревья и сухіе пни внизу, почти у корня; рысь это очень хорошо знаетъ, замѣчаетъ ихъ издалека и подходить къ дятлу съ противоположной стороны дерева, на которомъ тотъ долбить, и подъ закрытіемъ деревьевъ, къ которымъ движется перпендикулярно, не иначе какъ подъ звуки постукиванья, подступаетъ къ нему все ближе и ближе. Подкравшись же къ послѣднему замѣченному дереву или пню, она съ одного маху и чрезвычайно искустно накрываетъ дятла лапою.

Въ пользу маловредности рыси говорить еще и то обстоятельство, что она не прожорлива: двухъ трехъ небольшихъ дятловъ достаточно для нея на цѣлыя сутки. Тропь ея ближе всего подходить къ волчьему, но опытный охотникъ легко отличить первый отъ послѣдняго, подмѣтивъ слѣдъ ведущій въ упоръ отъ одного дерева къ другому, ясно указывающій рысью охоту за дятлами. Преслѣдуемая рысь нерѣдко взбирается на дерево, подъ защиту вѣтвей, гдѣ старательно и укрывается. Въ послѣднемъ случаѣ она обыкновенно притаивается и иногда сидитъ очень упорно. Случались примѣры, что иной бывалый мужикъ, пріѣхавшій безъ ружья за дровами, наткнувшись на рысь, сбрасывалъ съ себя свиту, клалъ ее подъ дерево, на которомъ притаился звѣрь, и затѣмъ преспокойно уходилъ къ себѣ домой за ружьемъ. Рысь, вѣроятно принимая свиту за живое существо, не трогалась съ мѣста и вперивъ въ нее глаза только все болѣе и болѣе свирѣпѣла. Однако при этомъ не слѣдуетъ забывать, что въ случаѣ промаха или легкой раны, рысь очень часто бросается съ дерева на человѣка и можетъ его сильно изуродовать, а иногда и задрать до смерти.

Рысь живетъ обыкновенно въ глухихъ мѣстахъ, покрытыхъ сухимъ ломомъ, и болотныхъ трущобахъ съ густою зарослью; здѣсь она проводить большую часть дня и тутъ же плодится. Убиваютъ рысей очень немного, не болѣе 10—15 штукъ въ годъ, и шкуры ихъ, цѣнностью до 5 рублей, изрѣдка бываютъ въ продажѣ на базарахъ въ городѣ и по мѣстечкамъ. Рысій мѣхъ, при хорошей выдѣлкѣ, пушистъ, легокъ и нисколько не уступаетъ лисьему; употребляется большею частію для подбивки мужскихъ пальто. Здѣсь придерживаются довольно страннаго правила: убитую рысь, до снятія съ нее кожи, зарываютъ на нѣсколько часовъ въ землю, что дѣлается будто бы съ тою цѣлію чтобы яснѣе выступили черныя пятна мѣха.

Куницы. Водятся во всѣхъ лиственныхъ лѣсахъ Овручекаго уѣзда, но преимущественно въ такъ называемыхъ большихъ корабельныхъ рощахъ. Здѣсь лѣсныхъ куницъ подраздѣляютъ на двѣ породы: бѣлодушку и желтодушку; первая больше второй, величиною съ домашнюю кошку, и имѣетъ на горлѣ и передней сторонѣ груди сплошное бѣловатое пятно; волосъ еле темнѣе, чѣмъ у второй, пушистѣе; спина сплошь пепельнаго цвѣта. Вторая замѣтно меньше первой, имѣетъ на горлѣ и передней сторонѣ груди совершенно желтое пятно и хотя у нея спина, какъ и у первой, пепельнаго цвѣта, но значительно рыжеватѣе и съ желтыми пятнами.

Куницы любятъ жить семьями, штукъ по шести; въ каждой семьѣ находятся старики—самецъ и самка. День проводить въ бѣличьихъ гнѣздахъ и дуплахъ, въ которыхъ устраиваютъ свое логово, а ночью бродятъ но окрестностямъ, значительно удаляясь отъ своего мѣстопребыванія, но всегда къ утру возвращаются обратно. Любимою и самою славною пищею ихъ служатъ бѣлки, которыхъ онѣ ловятъ съ замѣчательною ловкостію. Не брезгаютъ также птичьими яйцами, ловятъ птенцовъ и любятъ лакомиться медомъ. Охотятся за куницами исключительно крестьяне-промышленники, съ гончими и дворовыми собаками,—и если успѣютъ захватить ее на деревѣ, или въ бѣличьемъ гнѣздѣ, то стрѣляютъ; въ случаѣ же ухода куницы въ дупло, рубятъ самое дерево и убиваютъ ее различными способами. Иногда выслѣживаютъ куницу по бѣлой тропѣ, но этотъ родъ охоты употребляется весьма рѣдко, такъ какъ куница, изъ боязни преслѣдованія, въ зимнюю пору сходитъ на землю далеко отъ своего логовища. Слѣдъ ея ближе всего подходитъ къ слѣду молодаго зайца.

Бьютъ куницу и лѣтомъ, на томъ будто бы основаніи, что въ это время года цвѣтъ шерсти ея чернѣе; однако, въ сущности, лѣтняя шкурка куницы по рѣдкости волоса имѣетъ небольшую цѣнность и б. ч. покупается лишь Евреями. Куньи шкурки на здѣшнихъ базарахъ встрѣчаются нерѣдко и въ зимнюю пору цѣнится—бѣлодушки отъ б — 7 руб., а желтодушки отъ 4—б руб. Ежегодно добывается ихъ здѣсь не свыше ста штукъ.

Многіе изъ здѣшнихъ охотниковъ увѣряютъ, что въ Овручскомъ уѣздѣ попадались иногда куницы-каменки (Mustela fiona). Вѣроятно онѣ только изрѣдка заходятъ сюда изъ смежнаго Ровенскаго уѣзда., но вообще на Волыни, многіе уѣзды изобилуютъ ими. Цѣлыми тысячами онѣ проживаютъ по городамъ и мѣстечкамъ, и такъ какъ, вопреки мнѣнію многихъ охотниковъ, я вполнѣ убѣдился, что куница-каменка далеко превосходитъ добротностію своего мѣха куницу-лѣсную, то и рѣшаюсь сказать о первой нѣсколько словъ, отступая, въ данномъ случаѣ, отъ прямого назначенія своего очерка, спеціально посвященнаго описанію звѣрей и птицъ населяющихъ лишь Овручскій уѣздъ.

Куница-каменка весьма отличается отъ лѣсной. У нея черезъ весь хребетъ идетъ широкая черная полоса, съ чрезвычайно мягкимъ и пушистымъ волосомъ; хвостъ ея, въ полъ-аршина длины, чрезвычайно пушистъ и чернаго цвѣта, съ блестящимъ отливомъ. Бока много свѣтлѣе, чѣмъ хребетъ, но все же чернаго цвѣта; брюшко темнѣе боковъ и хотя волосъ на немъ короче, но одинаково пушистъ; на горлѣ и передней сторонѣ груди сплошное, совершенно бѣлое пятно, причемъ у многихъ около рта бываетъ нѣсколько коричневыхъ пятнышекъ; она толще лѣсной куницы и замѣтно больше ея.

Я имѣлъ случай хорошо ознакомиться съ куницей-каменкой въ г. Староконстантиновѣ, Волынской губерніи. Тамъ для нихъ житье привольное: громадный старинный замокъ съ подземельями,—два громадныхъ католическихъ монастыря, съ неизмѣримыми подвалами и подземными корридорами,— множество частныхъ старинныхъ каменныхъ построекъ и развалинъ—даютъ безопасный пріютъ тысячамъ куньимъ семействамъ.

Ружейная охота на нихъ почти невозможна; во первыхъ, куницы отлично лазятъ по совершенно гладкими каменнымъ стѣнамъ и кровлями внутри самаго города, гдѣ стрѣльба по ними неудобна и воспрещена закономъ; во вторыхъ — чтобы увидѣть куницу, необходимо выходить съ ружьемъ въ лунную зимнюю ночь, слѣдовательно въ самые сильные морозы, и не ранѣе 11 — 12 часовъ, такъ какъ онѣ выходятъ изъ своихъ норъ но наступленіи полнаго затишья въ городѣ. Одними словомъ, условія для охотника самыя тяжелый. Изъ любопытства и страстнаго желанія убить куницу, въ зиму 1874 года я провели нѣсколько такихъ морозныхъ ночей у стараго замка, расположеннаго внѣ города; видѣлъ ихъ до десятка, по тремъ стрѣлялъ, но неудачно: обмани ли зрѣнія при лунномъ свѣтѣ были тому причиною, или иное что, но я твердо убѣжденъ, что ни одной даже не ранилъ.

Все сказанное приводитъ къ заключенію, что на куницъкаменокъ пригоденъ только промыселъ,. то-есть, ловля ихъ какими нибудь механическими приспособленіями. Придя къ такому выводу, я начали придумывать, для большаго успѣха, лучшія снасти. Надо замѣтить, что домъ въ которомъ я жили, были соединенъ съ замкомъ длиннѣйшимъ деревянными заборомъ, окаймлявшими фруктовый садъ. Заборъ этотъ находился какъ рази на пути куницъ въ городи, куда онѣ ежедневно отправлялись за добычею. Си этого забора онѣ обыкновенно проходили моимъ чердакомъ, для каковой цѣли и проломали, въ углу крыши, порядочную дыру. Съ чердака же куницы прыгали на сосѣднюю крышу каменнаго подвала, примыкавшую къ дому; здѣсь слѣдъ ихъ исчезалъ, какъ будто онѣ проваливались сквозь землю. Всякія ловушки, и желѣзныя и деревянный, не приводили ни къ какимъ результатами куницы бѣгали каждую ночь, кажется не могли даже миновать ловушки, но видно, ловкость и хитрость ихъ далеко превосходили мою собственную опытность, и потому онѣ уходили совершенно невредимы и, повидимому, пе обращали ни малѣйшаго вниманія на приготовленный для нихъ лакомства. Ни живые, ни зарѣзанные цыплята, ни жареные воробьи, ни свѣжее сырое мясо, ничто ихъ не соблазняло. Захлопывали ловушки лишь крысы, да изрѣдка попадались въ нихъ кошки.

Наконецъ я заказалъ въ г. Житомирѣ нисколько желѣзныхъ, дугообразныхъ капканчиковъ, которые, будучи развернуты (насторожены), представляютъ плоскій кругъ съ сторожевою дощечкою въ срединѣ; передъ постановкою ихъ я разкыдалъ по всему чердаку, въ четверть вышины, гречневую полову. Нововведеніе это сначала обезпокоило куницъ и онѣ перестали посѣщать чердакъ, но спустя дней десять, охотно рылись въ половѣ. Давъ имъ возможность окончательно ознакомиться съ половою, я насторожилъ, невдалекѣ отъ дыры, одинъ капканчикъ, совершенно очищенный отъ ржавчины и, совершенно засыпавъ капканчикъ половою и разбросавъ по немъ, на подобіе гнѣзда, куриныя перья, положилъ на дощечку куриное же яйцо, основываясь на томъ соображеніи, что куницы охотно ѣдятъ птенцовъ и пьютъ яйца. Мысль эта была хороша еще и въ томъ отношеніи, что кромѣ куницы, не могли польститься на яйцо ни мышь, ни кошка. Дѣйствительно, все это было придумано очень удачно, и въ первую же ночь одна куница попалась въ капканъ. Въ слѣдующіе девять дней ни одна куница не показывалась на чердакѣ, а между тѣмъ переходъ по забору въ городъ шелъ своимъ чередомъ, но куда онѣ съ него исчезали— не было никакой возможности подмѣтить. Однако на десятый день попалась другая, спустя пятнадцать дней — третья, затѣмъ черезъ восемь дней—четвертая. Добился я удачной ловли въ концѣ января 1875 года, но съ наступленіемъ весенней поры, а съ ней и течки куницъ, ловля прекратилась. Замѣчательно, что всѣ звѣрьки попадались въ капканъ исключительно переднею правою ногою; это обстоятельство, въ свою очередь, обнаруживаетъ умъ животнаго: куницы не берутъ съ размаху яйца, а стараются осторожно выкатить его, что имъ нерѣдко и удавалось выполнить безнаказанно.

Приходится удивляться равнодушію, или неумѣнью Волынскихъ промышленниковъ извлекать выгоду изъ такой доходной статьи. Здѣшняя куница-каменка не только не уступаетъ американскимъ, продающимся въ нашихъ магазинахъ по 15 р. за шкурку, но пожалуй превосходитъ ее.

Лисица. Въ Овручскомъ уѣздѣ лисицъ подраздѣляютъ на обыкновенную лисицу., лисицу змѣйку и лисицу полёвку (полевую). Первыя двѣ живутъ во всѣхъ лѣсахъ уѣзда, а третья, почти исключительно, держится въ оврагахъ и каменистыхъ мѣстностяхъ, которыми изобилуютъ окрестности М. Искорости. Существенное различіе между ними составлялось величина и цвѣтъ шерсти. Обыкновенная лисица замѣтно больше остальныхъ двухъ, цвѣтъ шерсти имѣетъ желто красноватый, подъ горломъ же и брюхомъ бѣловатый; волосъ па пей довольно грубоватъ. Лисица полёвка немного меньше первой, цвѣтъ шерсти буро жёлтый, подъ горломъ и брюхомъ тоже бѣловатый, но съ темною узкою полосою. Лисица-змѣйка меньше двухъ первыхъ, цвѣтъ шерсти ярко-красноватый, подъ горломъ пепельный и съ черною, довольно широкою полосою вдоль огненнаго и нѣжно пушистого брюха. Между послѣдтшми попадаются экземпляры съ совершенночериымихвостами, лапами и грудью темно-пепельнаго цвѣта; а нѣкоторые охотники увѣряютъ будто бы имъ удавалось убивать, хотя и крайне рѣдко, совершенно чернобурыхъ, но едва ли можно вѣрить этому.

Съ ранней весны, то есть со второй половины февраля мѣсяца, лисица самка уже начинаетъ исправлять свою нору, увеличиваетъ число развѣтлеиій и выходовъ, дѣлаетъ колѣна (извилины) ея обширнѣе и вообще приноравливаешь ее къ будущей семейной жизни.[3] Этотъ же февраль мѣсяцъ, со второй половины, служить для лисицы началомъ течки, ибо къ ея порѣ со всѣхъ сторонъ стекаются самцы, предлагая впрочемъ одно лишь сердце, но никакъ не помощь въ многотрудной работѣ. Таковыхъ нерѣдко является до десяти; покружась около поры денька два—три, они уходятъ далѣе и ищутъ новую подругу. Щенная самка все чаще и чаще посѣщаетъ свою пору, а къ концу апрѣля старается не отходить очень далеко отъ нея. Въ этомъ мѣсяцѣ она щенится и приносить отъ четырехъ до шести дѣтенышей.

Никто изъ здѣшнихъ охотниковъ не можетъ положителыю сказать—одна ли самка занимается воспитаніемъ щенятъ или же самецъ помогаешь въ этомъ; первое предположеніе вѣрнѣе—на томъ основаніи, что въ ясные солнечные дни нерѣдко удается видѣть у норы самку съ семьею, самца же никогда не замѣчали. Самка занята дѣтёнышами только лѣтніе мѣсяцы; въ этотъ періодъ времени она кормить ихъ и водить въ близлежащія болота и засѣянныя лѣсныя поляны, для ловли молодыхъ птицъ и мышей; съ наступленіемъ же осени всѣ заботы самки объ дѣтяхъ прекращаются и она иногда ихъ даже кусаетъ.

Пища лисицы чрезвычайно разнообразна: она почти ни чѣмъ не брезгаетъ: падаль, задохшаяся, уже протухлая рыба, для лисицы лакомство; но конечно всего болѣе любить она живыхъ животныхъ. Молодые и старые зайцы, молодая пернатая дичь разныхъ породъ, домашняя птица, и старая и молодая, круглое лѣто попадаются въ зубы лисицы. Не то бываетъ зимою, при страшныхъ преслѣдованіяхъ ее человѣкомъ, ради заманчивой шкурки: волчьи объѣдки, да случайная падаль — составляютъ едва ли не главную пищу лисицы въ это время года; что же касается живой добычи, то она достается съ несравненно большимъ трудомъ чѣмъ лѣтомъ и состоитъ исключительно изъ мышей; изъ прочей живности, заяцъ, бѣлка (?) да глупый тетеревъ-чернышъ, забравіпійея на ночь въ снѣжную ямку, составляютъ уже редкое лакомство. Что же касается домашней птицы, то въ этомъ отношеніи, по крайней мѣрѣ въ здѣшнихъ мѣстахъ, лисица совершенно безвредна.

Всего любопытнѣе ловля ею зайцевъ во время ихъ ночной кормёжки. Въ искусствѣ скрадыванія лисица рѣшителыю не уступаетъ кошкѣ: при малѣйшемъ движеніи своей жертвы, она припадаетъ къ землѣ, какъ бы замираетъ,—по какъ только заяцъ успокоится и снова займется удовлетвореніемъ своего аппетита, она снова ползётъ къ нему на брюхѣ, а затѣмъ, добравшись па достаточно близкое разстояніе, съ быстротою молніи, бросается на оплошавшаго звѣрка. Въ лѣсистыхъ мѣстностяхъ, которыми такъ изобилуетъ Овручскій уѣздъ, лисица весьма не прихотлива въ выборѣ своего дневнаго мѣстопребыванія, чѣмъ отчасти и облегчается охота на нее; но для болящаго успѣха, все же надо знать привычки животнаго и потому думаю не лишнимъ будетъ упомянуть, что лисица съ первыхъ же чиселъ октября, охотнѣе держится въ болотистой мѣстности: камышахъ, лозѣ и другихъ болотистыхъ заросляхъ; въ ноябрѣ предпочитаетъ крупный лѣсъ и залегаетъ въ центрѣ «оступовъ»;[4] съ половины же января, до дня течки, дѣлается осторожнѣе, подозрительнѣе и потому ложится на окраинѣ тѣхъ же острововъ.

Наши «Лукаши», крайне падкіе до шкурки кумушки-лисы, отлично изучили всѣ ея привычки и хотя и не умѣютъ объяснить почему она предпочитаетъ въ извѣстное время одну мѣстность другой, но примѣняясь къ подмѣченному, рѣдко возвращаются съ охоты съ пустыми руками.—Далеко не каждый годъ одинаково благопріятенъ охотѣ и промыслу на лисицъ; нѣтъ никакого сомнѣнія въ томъ, что количество послѣднихъ зависитъ непосредственно отъ животныхъ, служащихъ имъ пищею, а потому понятна малочисленность лисицъ въ годы неурожайные на дичь.

Но чѣмъ же объяснить изобиліе лисицъ иногда въ слѣдующій же годъ? Предположеніе что уцѣлѣвшія особи успѣли размножиться—не выдерживаетъ критики, тѣмъ болѣе что въ нашей мѣстности убивается едва ли не больше старыхъ лисицъ, чѣмъ молодыхъ. Основываясь на своихъ наблюденіяхъ, я полагаю что причину этого явленія надо искать ни въ чемъ другомъ какъ въ переселеніи лисицъ изъ другихъ, иногда весьма отдалённыхъ мѣстностей. Эти перекочевки обусловливаются во первыхъ, массами рыбы, сдыхающейся зимою въ нашихъ рѣкахъ и обсыхающей на поймахъ, вмѣстѣ съ рыбой зашедшей въ затопленный лѣсъ, вслѣдствіе чего лисицы изъ верховьевъ перемѣщаются въ низовья рѣкъ. Во вторыхъ, несомнѣнно, что переселенія вызываются частыми падежами скота въ нашихъ мѣстностяхъ, ободравшія туши котораго вывозятся въ лѣса, и всю зиму и весну служатъ пищею хищныхъ звѣрей, въ томъ числѣ и лисицъ.

Съ первыхъ чиселъ сентября, лисья шкурка пріобрѣтаетъ уже нѣкоторую цѣнность, и собственно съ этого времени начинается преслѣдованіе кумушки всевозможная сорта мысливыми, которыхъ скорѣе слѣдовало бы назвать промышленниками. Сначала охота идетъ крайне туго: гончихъ собакъ мало, да и тѣ походятъ на дворнягъ; полевыя работы не у всѣхъ еще окончены, значитъ занято много охотничьихъ рукъ; выслѣдить звѣря нельзя; однимъ словомъ въ этотъ періодъ времени вплоть до первой зимней пороши убивается лисицъ немного. Съ появленіемъ же ея, крестьяне и шляхта цѣлыми партіями отправляются въ различныя стороны: па поиски лисьяго слѣда,—обходятъ, либо объѣзжаютъ всѣ извѣстные имъ оступы и ужъ если наткнутся на кумушку, то упорно ее преслѣдуютъ; нерѣдко это выслѣживаніе лисицы, особенно если она ранена, продолжается по нѣсколько дней сряду.

Лучшимъ и главнымъ способомъ охоты на лисицу здѣсь признается облава небольшими партіями отъ пяти до десяти человѣкъ. Такихъ партій почти въ каждомъ селѣ можетъ составиться двѣ—три, и онѣ носятъ названіе артелей, съ тою особенное, что каждая изъ нихъ ограничиваетъ свои дѣйствія и дѣлежъ денегъ вырученныхъ за добычу только однимъ днемъ охоты, что конечно зависитъ отъ постоянной смѣны членовъ артели, не всегда свободныхъ отъ домашнихъ заботъ.

Другіе роды охотъ—на манку, на «засидкахъ», и также отравленіе кульчебою[5], такъ ничтожны, что объ нихъ не стоить и говорить; но все же изъ этого не слѣдуетъ заключать, чтобы любой нашъ мысливый отказался испробовать всѣ людскія хитрости, для добычи лисьей шкурки: она слишкомъ для него привлекательна, особенно, когда они охотится въ одиночку. Жадность эта особенно сказывается въ неутомимомъ преслѣдованіи лисы однимъ и тѣмъ же охотникомъ въ пасмурные снѣжные дни, Въ это благодатное время лисица бродитъ круглый день; безбоязненно входитъ въ поле и часто останавливается для мышкбванья. Крестьянинъ, или шляхтичъ идетъ вслѣдъ за нею и нисколько не смущается, если лисица въ свою очередь за нимъ наблюдаетъ и не подпускаетъ на выстрѣлъ. Онъ не дорожить временемъ, не знаетъ устали и хотя къ вечеру, но подберется къ мышкующей лисицѣ, воспользовавшись прикрытіемъ снѣжнаго сугроба, естественнаго бугра, или просто случайно попавшагося куста, а ужъ если удастся выстрѣлить, то убьётъ ее навѣрное. Большая или меньшая удача промысла много также зависитъ отъ количества снѣжныхъ порошъ: чѣмъ больше ихъ въ извѣстную зиму, тѣмъ болѣе добывается лисицъ. Но всего хуже приходится имъ въ глубокіе снѣга; при большихъ наносахъ, да еще съ оттепелью ополчается противъ лисицы все охотничье населеніе, даже не имѣющее ружей. Послѣдніе во время облавъ становятся на одной линии съ стрѣлками и держатъ на шнурахъ своихъ дворныхъ собакъ: если лисица выйдетъ на одного изъ нихъ, то собака спущенная съ веревки гонитъ звѣря на стрѣлковъ, а иногда и ловитъ его, одна или съ съ помощію другихъ собакъ; раненая же лисица конечно никогда отъ нихъ не уходитъ. При такой сильной невзгодѣ, лисицѣ остается только или не выходить изъ норы, либо держаться вблизи ея; это по большей части она и дѣлаетъ, и хотя здѣшніе мысливые не прочь раскопать нору и выкурить изъ нея лисицу, но все таки, слѣдствіе подобной, осторожности, послѣдняя сохраняется отъ поголовнаго избіенія.

Въ нашей мѣстности замѣчается одно весьма странное явленіе, которое однако не подлежитъ никакому сомнѣнію. Съ періодическимъ увеличеніемъ числа волковъ, увеличивается число лисицъ—и наоборотъ. По всѣмъ вѣроятіямъ эта случайность имѣетъ связь съ упомянутыми частыми падежами. Дѣйствительно чѣмъ сильнѣе падёжъ, тѣмъ значительнѣе приливъ обоихъ хищниковъ изъ сосѣднихъ уѣздовъ.

Добывается ежегодно среднимъ числомъ до 500 лисьихъ шкурокъ, но выдаются года, въ которые добыча увеличивается почти вдвое. Сбыть ихъ очень легокъ, такъ какъ въ округѣ во всякое время найдется Еврей, скунаюіцій лисій мѣхъ, по порученію торговцевъ Житомирскихъ, Кіевскихъ, Харьковскихъ, а иногда и Московскихъ. Цѣна невыдѣланнаго мѣха не ниже двухъ рублей пятидесяти копѣекъ, но и не превышаетъ трехъ рублей.

Барсукъ. Встрѣчается хотя и во всѣхъ лѣсахъ овручекаго уѣзда, но по своему скрытному образу жизни добывается въ весьма иеболыпомъ количествѣ. Для того чтобы убить барсука, охотнику необходимо наткнуться па него, что конечно дѣло случая; собаки же обыкновенно приводить его слѣдомъ къ норѣ его пріютившей. Судя по тому, что у каждого сельскаго обывателя найдется патронташъ, либо просто котомка, обтянутая барсучьею кожею, надо полагать, что въ еще очень недавнее время барсукъ водился здѣсь въ большомъ количествѣ и сдѣладен болѣе рѣдкимъ благодаря превращении лѣсовъ въ поля и постоянному увеличенію въ нихъ числа хуторовъ, съ цѣлыми стаями собакъ.

Добываютъ барсука самымъ обыкновеннымъ способомъ, то есть просто вырываютъ изъ норы; но всего болѣе его ловятъ дворовыми собаками. Въ здѣшней лѣсистой мѣстности и крестьянин, и шляхтичъ круглое лѣто проводить въ лѣсу: обрабатывають поляны, выдѣлывають лѣсной матеріалъ, кочуютъ съ лошадьми на пастбищахъ и никогда не разлучаются съ дворняшками. Куда бы ночью ни ткнулся барсукъ, его непремѣнно атакуютъ собаки; на свою же бѣду онъ почти всегда вступаетъ съ ними въ драку. На шумъ сбѣгаются мужика и убиваютъ ни въ чемъ предъ ними неповиннаго звѣря. У насъ чаще всего попадается обыкновенный барсукъ, извѣстный подъ названіемъ барсука кошачьей породы, почему въ пищу не употребляется; но встрѣчается, хотя и крайне рѣдко, барсукъ болѣе перваго, съ свѣтлосѣрой шерстью, котораго мѣстные жители называютъ барсукомъ свиной породы и ѣдятъ какъ обыкновенныхъ домашнихъ свиней[6].

Количество добываемыхъ барсуковъ опредѣлить невозможно, даже приблизительно, потому что большею частію шкуры ихъ не идутъ въ продажу. Сало идетъ на приготовленіе различныхъ домашнихъ мазей, не исключая даже и лѣкарственныхъ, а кожа, по своей прочности, охотно употребляется крестьянами на различные домашнія сумки. Если же по какой либо особой нуждѣ крестьянинъ и несетъ барсучью кожу на базаръ, то продаешь ее не свыше одного рубля.

О жизни и нравѣ барсука приходится сказать немного. Большую часть времени онъ проводить въ своей норѣ, устраиваемой на возвышенномъ мѣстѣ, вблизи болотистыхъ уремъ и дубовыхъ рощъ. Нора эта сходна съ лисьей, но обширнѣе, вѣтвистѣе и имѣетъ особую камору для съѣстныхъ припасовъ. Днемъ барсукъ выходить изъ норы крайне рѣдко и обыкновенно отправляется па промыселъ позднѣе другихъ животныхъ, ночью, и возвращается въ нее ранѣе всѣхъ; зимою же онъ вовсе не выходить изъ норы, и въ это время года никогда не. встрѣчается. Однако, основываясь на томъ, что у барсуковъ отрытыхъ зимою находили запасы пищи, многіе изъ овручскихъ охотниковъ съ недовѣріемъ относятся къ мнѣнію натуралистовъ о непробудной ихъ спячкѣ. Питается барсукъ, помимо разныхъ звѣрковъ, грибами, желудями, лѣсными фруктами, кореньями травянистыхъ растеній, и какъ говорятъ охотники, не прочь и отъ разоренія птичьихъ гнѣздъ, находящихся на землѣ. Но вообще главною (?) пищею его служатъ грибы, которые въ изобиліи запасаются имъ на зиму. Фактъ этотъ подтверждается тѣмъ, что въ зиму прошлаго 1875 года была открыта нора барсука, устроенная въ старой заброшенной печкѣ, служившей нѣкогда для гонки смолы, въ которой найдено болѣе мѣрки высохшихъ грибовъ. По всей вѣроятности, этимъ запасомъ барсукъ пользуется вначалѣ зимы, отъ перваго выпавшаго снѣга до погруженія въ сонъ—и но пробужденіи раннею весною. Судя по тому, что въ концѣ іюля того же года вырыты были изъ одной поры самецъ, самка и двое порядочныхъ молодыхъ, течка барсуковъ бываетъ въ мартѣ и живутъ они семьями.

Выдра. Главные притоны выдры въ рѣкахъ Убортѣ и Словечнѣ, однако она нерѣдко встрѣчается и въ другихъ, какъ напримѣръ: Уже, Норынѣ и Жеревѣ. Живутъ выдры исключительно въ водѣ, гдѣ имѣютъ у береговъ свои норы, изъ которыхъ выходить либо погрѣться на солнцѣ, либо для того чтобы съѣсть пойманную рыбу; поэтому на выдръ я не можетъ быть иной охоты, какъ только изъ «засидокъ,» что требуетъ большаго терпѣнья и умѣнья.

Любимымъ мѣстопребываніемъ выдръ считаются запруды рѣкъ, протекающихъ по лѣсистой мѣстности. Запруды эти завалены громадными деревьями, затянуты тиной и доступны лишь рыбѣ, водящейся здѣсь въ большомъ количествѣ, да выдрамъ, исключительно ею питающимся. Подъ такими естественными плотинами послѣднія совершенно защищены отъ преслѣдованія человѣка и очень рѣдко становятся добычей здѣшнихъ промышленниковъ, готовыхъ просидѣть за кустомъ съ утра до вечера, лишь бы съ точностію опредѣлить мѣсто, наиболѣе посѣщаемое выдрою. Слѣдуетъ замѣтить, что крайне извилистый лѣсныя рѣчонки, образуютъ, вслѣдствіе естественныхъ плотинъ, множество небольшихъ прудковъ, съ тихою и прозрачною водою. Здѣсь то всего чаще замѣчаются выдры. Нерѣдко, не подозрѣвая засады, онѣ цѣлою семьею всплываютъ на поверхность воды и весело играють по прудику.

Выдра однако рѣдко дѣлается добычей промышленника, такъ какъ и смертельно раненый звѣрь мгновенно ныряетъ и забивается въ бревна запруды. Въ виду этого теперь рѣдкій промышленникъ стрѣляетъ ее на водѣ; напротивъ, каждый терпѣливо ждетъ пока которая нибудь изъ нихъ выйдетъ на берегъ. Охота на выдръ значительно затрудняется ихъ осторожностью и необыкновеннымъ чутьемъ и слухомъ: по вѣтру нечего и ожидать выхода изъ воды, почему необходимо засѣсть такъ, чтобы онъ непремѣнно дулъ отъ притона,—но кромѣ того слѣдуетъ соблюдать безусловную тишину и спокойствіе.

Изъ сказаннаго уже видно, что лѣтняя охота на выдръ крайне затруднительна. Зимою она нѣсколько облегчается, такъ какъ тогда выдра держится у незамерзающихъ отъ быстроты теченія отмелей и ледяныхъ щелей, и часто перекочёвываетъ отъ одного лаза къ другому сухопутемъ. Течка у выдръ начинается съ первыхъ чиселъ марта, а въ началѣ мая самка мечеть до четырехъ дѣтеиыіней. Живутъ семействами и вообще любятъ общественность. Цвѣтъ шерсти здѣшнихъ выдръ двухъ оттѣнковъ: сѣробурый и темно-бурый; мѣхъ ихъ хотя далеко уступаетъ бобровому, но замѣчательно прочень, и по толщинѣ кожи требуетъ тщательной выдѣлки, причёмъ одинаковъ и лѣтомъ, и зимою.

Несмотря на трудность добывания выдръ, истребленіе ихъ все же идетъ довольно быстро: не далѣе десяти лѣтъ тому назадъ звѣрковъ этихь убивалось въ годъ до ста штукъ; нынѣ же въ самый удачный — цифра добычи едва заходить за тридцать. Шкурки выдръ сбываются тѣмъ же евреямъ, скупщикамъ лисьихъ мѣховъ, отъ шести до девяти рублей за штуку.

Норка. Водится въ тѣхъ же рѣкахъ гдѣ и выдры, съ тѣмъ только отличіемъ что ее можно встрѣтить въ озерахъ, протокахъ и даже болотахъ примыкающихъ къ рѣчному обиталищу. Норка хотя нѣсколько и походить на выдру, но во 1-хъ ) на половину меньше е я и имѣетъ бѣловатую морду; во 2-хъ) хотя волосъ порки нѣжнѣе и отчасти даже темнѣе чѣмъ у выдры, но онъ далеко не такъ проченъ и, послѣ выдѣлки, очень скоро рыжѣетъ на солнцѣ; въ 3-хъ ) норка большую часть времени проводить на сушѣ.

Норка ведетъ жизнь болѣе осѣдлую и выбираетъ мѣста вблизи болотныхъ уремъ и густыхъ зарослей изъ осоки, вербника и камыша, гдѣ въ лѣтнюю пору, и днемъ и ночью, ловить мышей, лягушекъ и молодую пернатую дичь; зимою же ея любииѣйіпею пищею служатъ раки, и лишь въ крайности, либо гдѣ нѣтъ ихъ вовсе, она прибѣгаетъ къ ловлѣ рыбы.

Течка норокъ бываешь въ концѣ марта, а въ концѣ апрѣля, либо вначалѣ мая, самка мечешь отъ . двухъ до пяти дѣтшшшей, выводя ихъ у береговъ рѣкъ, въ норахъ сходныхъ съ выдровыми. Охотятся на норку исключительно промышленники съ простыми дворовыми собаками, носящими названіе «лаекъ». Застигнутая ими, норка мечется во всѣ стороны, стараясь но возможности укрыться въ болотныхъ кочкахъ и разныхъ заросляхъ, но при всемъ томъ нерѣдко попадаешь на глаза промышленнику, который и убиваѣть ее выстрѣломъ изъ ружья. Охотники же убиваютъ ее лишь случайно, при стрѣльбѣ болотной дичи; при преслѣдованіи легавою собакою, порка, какъ бы въ подтверждение вѣрности своего наименования, безпрестанно ныряетъ.

Шкурка норки цѣнится довольно дешево—одинъ рубль, и лишь въ рѣдкихъ случаяхъ доходишь до рубля пятидесяти копѣекъ. Добывается ежегодно не свыше пятидесяти штукъ, хотя норокъ водится гораздо больше чѣмъ выдръ.

Бобръ. По охотничьему выраженію, въ Овручскомъ уѣздѣ есть не бобры, а только «крохи» ихъ, ибо уцѣлѣли они, и то въ самомъ ограниченномъ числѣ, лишь въ двухъ рѣкахъ: Убортѣ и Словечнѣ, какъ нротекаюіцихъ по лѣсистымъ и чрезвычайно глухимъ мѣстамъ. Съ трудомъ вѣрится, чтобы нѣсколько десятковъ лѣтъ тому назадъ, въ Овручскомч. уѣздѣ было множество бобровыхъ притоновъ; а между тѣмъ любой шляхтичъ покажешь вамъ, вытащивъ предварительно изъ за пазухи грязной рубахи, грамоту польскихъ королей, пожалованную на право пользованія извѣстными угодьями съ охотою и ловлею въ нихъ бобровъ. Во всѣхъ старинныхъ купчихъ крѣпостяхъ, духовныхъ завѣщаніяхъ, контрактахъ и тому подобныхъ документахъ, вы непремѣнно прочтете о бобровыхъ притонахъ. Изъ одного этого уже можно вывести заключеніе о прежней многочисленности бобровъ и о значительности этого промысла въ здѣпгнеиъ уѣздѣ.

Здѣшній бобръ до того уже ошалѣлъ отъ нескончаемой погони за цѣнной струей и недешевымъ мѣхомъ, что какъ будто бы нарочно отдается въ руки человѣку, для окончательнаго своего истребленія. Приведу въ подтвержденіе сказаннаго два совершенно правдивые случая, бывшіе въ одно только прошлое лѣто. При выходѣ рѣки Словечны изъ Овручскаго уѣзда въ Мозырскій, устроена на ней, такъ называемая, Демидовская мельница; пріѣхавшіе въ іюлѣ мѣсяцѣ, для помола хлѣба, человѣкъ двадцать крестьянъ, въ ожиданіи очереди, столпились у берега и отъ бездѣлья бросали въ рѣку палки, стараясь попасть ими въ неугомонныхъ лягушекъ. Вдругъ одинъ изъ присутствовавшихъ замѣтилъ какое то животное, плывшее прямо на нихъ. Старый бобръ усадилъ на громадную вѣтку отъ дерева двухъ своихъ дѣтепыгаей и тащилъ ее въ зубахъ но теченію воды, подлѣ самой мельницы. Удивленные крестьяне молча любовались необыкновеннымъ зрѣлищемъ и только послѣ ухода «загалдѣли» о пропущенной добычѣ. Многіе изъ нихъ потомъ съ замѣтнымъ удовольствіемъ отзывались о своемъ скромномъ поведеніи, но я рѣшигельно не вѣрю въ крестьянскую скромность и полагаю не безъ основанія, что причина ея кроется въ томъ обстоятельствѣ, что всѣ они были безъ ружей.

Въ маѣ мѣсяцѣ того же 1876 года, одинъ рыбакъ ловилъ сачкомъ рыбу въ той же Словечнѣ. Углубясь въ свое занятіе, онъ не обращалъ никакого вниманія на окружавraie его предметы, но всего менѣе могъ мыслить о близкомъ присутствіи бобра, незамѣтно подплывшаго къ его лодкѣ. Усиленное колебаніе воды какъ бы разбудило рыбака: схватить весло и ударить имъ бобра по головѣ и убить его наповалъ — было дѣломъ одной минуты. Несчастный звѣрь оказался самкою, быть можетъ уже и имѣвшею дѣтей, yо крестьянину какое до того дѣло: онъ поспѣшилъ въ городъ и продалъ ее цѣликомъ еврею за двадцать пять рублей. Шкурку отъ этого бобра перекупилъ у евреевъ охотникъ М. за пять рублей.

Пожалуй излишнюю довѣрчивость бобра къ человѣку можно разсматривать и съ другой точки зрѣнія , именно, въ смыслѣ отчаянія разумнаго звѣрка . Не самъ ли онъ лѣзетъ подъ охрану человѣка, какъ бы желая с дѣлаться его домашнимъ животнымъ? Этотъ странный вопросъ все таки имѣетъ нѣкоторое основаніе. Бобрамъ рѣшительно негдѣ укрыться , и немногимъ уцѣлѣвшимъ приходится безпрестанно сталкиваться съ человѣкомъ и по необходимости свыкаться съ нимъ; т ѣмъ болѣе что, какъ увидимъ ниже, бобръ не можетъ вести такую скрытную жизнь, какъ другія водоплавающія животныя, напримѣръ, выдра и норка.

Неизгладимое пятно ляжетъ на нашъ вѣкъ, если мы не съумѣемъ сохранить такого красиваго, полезнаго и дорогаго грызуна . Объ общественной дѣятельности на пользу бобра нечего и говорить: всѣ мы хорошо знаемъ эту дѣятельность въ нашемъ отечествѣ, а въ такомъ захолустьи, какъ Овручскій уѣздъ, объ ней нечего, конечно, и говорить. Поэтому я думаю, что если бы въ Овручскомъ уѣздѣ, кто нибудь изъ охотниковъ, либо даже цѣлый кружокъ ихъ, занялся разведеніемъ бобровъ, то послѣднимъ все жо не будетъ житья отъ браконьеровъ и промышленниковъ. Такимъ образомъ, охрана бобровъ возможна только со стороны правительственныхъ лицъ, которыя легко могутъ удержать мысливыхъ отъ безразсуднаго избіенія полезнаго животнаго. Здѣсь не предвидится никакихъ затратъ или неудобствъ: все могло бы ограничиться предписаніемъ Лѣснаго Департамента къ Олевскому Лѣсничему о принятіи подъ свое покровительство бобровъ, у цѣлѣвшихъ въ казённыхъ дачахъ по рѣкѣ Уборти. Оставшіеся еще притоны бобровъ хорошо извѣстны лѣсникамъ, слѣдовательно нечего ихъ и розыскивать. Огороженіе бобровъ, во избѣжаніе перекочевокъ, не будетъ стоить ни гроша (?); кормъ ихъ, состоящій изъ коры молодой осины и лозы, тоже ничего не стоить , и едва ли въ немъ нуждались бы бобры, запертые въ собственныхъ притонахъ, изобилующихъ такимъ безцѣннымъ матеріаломъ. Остается присоединить къ этому только трудъ казённыхъ, уже существующихъ, лѣсниковъ, по надзору за назойливыми мысливыми, но и онъ могъ бы оплачиваться взысканіемъ въ пользу ихъ денежныхъ штрафовъ , которые в мѣстѣ съ тѣмъ служили бы и поощреніемъ къ болѣе усердному наблюденію. Одно только магически-грозное наименованіе бобровъ казенными значительно оградило бы ихъ отъ разбойническихъ нападеній простого, темнаго люда. Что же касается досуга лѣсничихъ по незатѣйливому устройству бобровыхъ пріютовъ, а затѣмъ по охранѣ ихъ отъ хищныхъ мысливыхъ, то едва ли въ немъ кто либо усумнится: нѣтъ службы привольнѣе казённаго лѣсничаго — съ утра до вечера свободенъ.

Жизнь здѣшнихъ бобровъ кочевая: рѣдкій изъ нихъ остается въ одномъ и томъ же мѣстѣ нѣсколько лѣтъ; большинство же, съ наступленіемъ весны, а съ нею и течки, ищутъ новую, естественную запруду, въ которой, по окончаніи гоньбы, именно съ конца апрѣля, и начинаютъ закладку давно прославленныхъ хижинъ. Устройство послѣднихъ есть ничто иное, какъ размѣщеніе довольно толстыхъ палокъ въ квадратъ, возвышающійся къ уровню воды и не достигающій его лишь разсчитанное пространство, равное зимнему промерзаніию. Видъ этихъ хижинъ вѣрнѣе всего можно сравнить съ укладкою рубленныхъ дровъ, дли просушки, возвышающихся квадратомъ на подобіе лѣстницы и съ пустотою въ срединѣ. Работа ихъ чрезвычайно прочная, ибо каждая палка прикрѣплена къ кусту, къ случайно свалившемуся дереву, либо нарочно установленному колу. Укладываемый матеріалъ словно измѣренъ, одинъ въ одинъ, и съ обоихъ концевъ очень ровно обгрызенъ, какъ бы опиленъ.

Къ концу лѣта обыкновенно работа прекращается: хижина готова—и бобръ, взобравшись по лѣстнице-образной стѣнѣ, усаживается на вершинѣ постройки. Въ такомъ положеніи онъ проводите многіе часы дня внѣ воды, погружая въ нее лишь свой чешуйчатый хвостъ. Такіе моменты и избираются охотниками для подкарауливанія, большею частію оканчивающагося гибелью животнаго.

Съ замерзаніемъ рѣки, бобръ начинаете обгрызать кору съ верхнихъ палокъ, a затѣмъ выдергиваетъ ихъ и пускаетъ по теченію подъ ледъ. Такой же участи подвергаются палки втораго яруса, потомъ третьяго и т . д. до конца. Однако упомянута я палки почти никогда не уплываѣтъ далеко отъ боброваго притона и запутываясь въ камышахъ, кустахъ и осокѣ, обнаруживаются съ наступленіемъ весенняго разлива и плывутъ внизъ по течению. Онѣ то собственно и составляютъ въ здѣшнемъ уѣздѣ главную суть охоты на бобровъ. Промышленники и мысливые съ напряженнымъ вниманіемъ слѣдятъ за обглоданными палками, хорошо зная ихъ происхожденіе, и всего болѣе хлопочутъ объ открытіи мѣста, откуда онѣ выплываютъ. Съ этою цѣлію они по цѣлымъ днямъ бродятъ по берегу рѣки; все подмѣченное держать въ безусловной тайнѣ и при встрѣчахъ между собою обманываютъ другъ друга всевозможными небылицами; счастливецъ же наткнувшійся на палки, поспѣшно ихъ уничтожаете и затѣмъ уже начинаетъ выслѣживать истинный притонъ бобра. Подкарауливанье, или, какъ здѣсь выражаются, «засидки» продолжаются иногда много дней сряду и оканчиваются неудачей лишь въ томъ случаѣ, если бобръ, по какой нибудь неловкости охотника, заподозрить бѣду и заранѣе «по добру по здорову» уберется въ болѣе безопасное убѣжище.

Другихъ родовъ охоты на бобровъ здѣсь не существуете , да и быть не можетъ по высказанной уже малочисленности ихъ въ Овручскомъ уѣздѣ.

Мѣхъ здѣшняго бобра чрезвычайно проченъ и красивъ. Покрытъ онъ очень нѣжнымъ пухомъ темнобураго цвѣта, блестящею болѣе темною остью. Шкурка перепродается исключительно Евреями, содержащими аптечныя лавченки: осенняя отъ десяти до двѣнадцати рублей, а весенняя и лѣтняя много дешевле. Причина поступленія бобровъ исключительно въ аптечныя лавки очень ясна:—главная суть въ нихъ в всѣм извѣстная бобровая струя, добываемая изъ железъ расположенныхъ подлѣ задняго прохода, отъ которой зависитъ цѣнность всего бобра. Количество ея зависитъ отъ тучности животнаго; слѣдовательно, чѣмъ бобръ жирнѣе, тѣмъ дороже; а такъ какъ и всѣ звѣри, онъ бываетъ въ тѣлѣ осенью, то и цѣна его возвышается тогда до сорока руб.; тогда какъ лѣтомъ падаетъ до двадцати пяти рублей.

Замѣчательно, что Евреи, при покупкѣ бобровъ, не обращаютъ никакого вниманія на полъ животнаго и ограничиваются однимъ лишь наружнымъ осмотромъ, касающимся только величины и тучности. Самки цѣнятся одинаково съ самцами, но теряютъ ли они на первыхъ , или оба пола одинаково выдѣляютъ цѣнный продуктъ изъ железъ, я решительно не могъ добиться отъ Евреевъ. Всѣ они говорить о неумѣньи своемъ различать самца отъ самки и довольствуются лишь тѣмъ, что никогда еще не понесли убытковъ. Не с ѣдуетъ ли изъ этого вывести заключеніе объ невѣрности взгляда ученыхъ зоологовъ на добываніе бобровой струи отъ однихъ только бобровъ-самцовъ. Если только охотникъ М., какъ выше упомянуто, пріобрѣвшій въ маѣ мѣсяцѣ прошлаго года шкуру бобра за пять рублей, не ошибся въ томъ, что она снята съ самки, то это не подлежитъ никакому сомнѣнію. Добывается бобровъ въ здѣшнемъ уѣздѣ очень мало — не болѣе трехъ-четырехъ въ годъ, но очень можетъ быть, что въ нѣкоторыхъ случаяхъ шкуры бобровъ продаются и тайкомъ. Несмотря на то, что Овручскій уѣздъ отличается хищническими нравами, и здѣсь, хотя и своеобразно, уже сожалѣютъ объ исчезновеніи бобра. Подъ впечатлѣніемъ этого неяснаго сознанія своей недальновидности, между темнымъ людомъ сложилась поговорка- «кто убьетъ бобра, тому не будетъ добра»,—тѣмъ не менѣе поговорка эта не вызвала усилій на пользу дорогаго звѣрка , a вѣроятно сложилась по какой то инстинктивной жалости къ исчезновенію одной весьма прибыльной доходной статьи.

Россомаха. Это хищное и до крайности скрытное животное еще донынѣ уцѣлѣло въ Овручскомъ уѣздѣ. Россомахи водятся исключительно въ трущобахъ Олевскаго лѣса и только изрѣдка, и неиначе какъ въ лѣтнюю пору, забѣгаютъ въ другіе лѣса къ нему примыкающіе . Этому ограничению мѣстопребыванія и численности звѣр я нельзя не радоваться, по слѣдуетъ однако жалѣть о малоизвѣстности этого хищника , исчезающаго быть можетъ по т ѣмъ же причинамъ, какъ и многія уже выродившіяся породы животныхъ. Какъ бы инстинктивно предчувствуя, что ей ни въ какомъ случаѣ нельзя разсчитывать на снисхожденіе человѣка, россомаха всячески избѣгаетъ встрѣчи съ нимъ, и потому малѣйшіе слѣды его рукъ, вродѣ лѣсныхъ просѣкъ , лѣсныхъ хуторовъ, сѣнныхъ сараевъ и тому под., заставляютъ россомаху удаляться все далѣе далѣе въ глубь до крайнихъ предѣловъ Овручскаго уѣзда. Ни охоты, ни промысла на россомахъ здѣсь уже нѣтъ, и въ послѣдніе два года не убито не одной. Однако, безспорно, онѣ выводятся въ Олевскихъ лѣсныхъ дачахъ; ихъ нерѣдко видятъ при охотахъ на лосей, и хотя въ исключительныхъ случаяхъ, но онѣ нападаютъ иногда и на домашнихъ животныхъ . Ближайшій изъ сказанныхъ случаевъ былъ въ прошлое лѣто, Человѣкъ пять мѣстныхъ крестьянъ, въ числѣ пяти человѣкъ, пріѣхали въ Гладковическій лѣсъ, для покоса сѣна , на нѣсколькихъ парахъ воловъ, которыхъ и пустили свободно кормиться. Увлекшись работою, они не замѣтили далекаго отсутствіи воловъ и лишь тогда очнулись, когда услыхали необычайный ревъ одного изъ нихъ. Напуганные крестьяне бросились къ воламъ съ косами въ рукахъ, и до крайности поражены были при видѣ звѣря похожаго на волка и сидѣвшаго на спинѣ вола головою къ хвосту и преусердно выѣдавшаго мягкую часть задняго прохода. Животное, какъ казалось , не обращало никакого вниманія на людской крикъ и только при приближеніи къ нему крестьянъ шаговъ на десять, соскочило съ своей жертвы и быстро скрылось въ лѣсъ . Свѣтлобурыя полосы на бокахъ и спинѣ хищника , имѣвшаго притомъ длинную морду, не оставляютъ никакого сомнѣнія въ томъ, что это была именно россомаха. По осмотрѣ, волъ оказался страшно изуродованнымъ — мякоть выѣдена до кишекъ, и хотя несчастному хватило еще силъ добрести до своего села Гладковичъ, но въ туже ночь онъ околѣлъ.

Жизнь и размноженіе россомахи настолько загадочны, что неудивительно что у простаго люда не только въ Овручскомъ уѣздѣ, но во всѣхъ концахъ Россіи, гдѣ только водятся россомахи, можно услышать , что онѣ происходятъ отъ волчицы,— съ тою разницею, что, по имѣнію однихъ, россомахи родятся въ первомъ, а по мнѣнію другихъ, въ послѣднемъ ея пометѣ.

Изъ показаній же охотниковъ, можно вывести только одно заключеніе, что течка россомахъ бываетъ въ концѣ генваря , а во второй половинѣ Апрѣля самка мечетъ двухъ и рѣдко трехъ дѣтенышей, которыхъ воспитываетъ , вмѣстѣ съ самцомъ, въ логовищѣ, з а – ранѣе приготовленномъ въ непроходимой чаіцѣ подъ буреломомъ, либо просто подъ наваленною кучею сухаго хворосту,—и состоящемъ изъ небольшаго землянаго углубленія, выложеннаго мхомъ и сухою травою.

Въ лѣтнее время россомаха не и мѣетъ постояннаго жительства , что до крайности затрудняетъ своевременное устройство какой бы то ни было охоты на нее. Зимою же она ‘ никогда не выходитъ изъ разъ избраннаго района, да и не имѣетъ къ тому никакой надобности, такъ какъ здѣсь всегда можетъ найти зайцевъ, козъ и молодыхъ лосей, которыхъ, какъ извѣстно, очень ловко ловитъ съ древесныхъ вѣтвей.

Дикія кошки. Всѣ здѣшніе охотники убѣждены, что въ Овручскихъ лѣсахъ водятся дикія кошки. Мнѣніе это вѣроятно произошло отъ громаднаго количества одичавшихъ кошекъ во всѣхъ лѣсныхъ дачахъ. Подобныхъ кошекъ при каждой охотѣ можно встрѣтить 5—6 , и если только онѣ съ отблескомъ чернаго цвѣт а, безъ всякихъ отмѣтинъ и огненными, съ желтымъ вокругъ ободкомъ, глазами, то уже и признаются за дикихъ. Хотя я внимательно разсматривалъ до двадцати штукъ убитыхъ кошекъ, но не нашёлъ ни одного экземпляра подходящаго подъ описаніе M. Богданова *).

Однако всѣ видѣнныя мною кошки были очень сходны между собою, что доказываешь, что онѣ одичали давно и пріобрѣли постоянство признаковъ отличающее ихъ отъ домашнихъ. Кошки эти служатъ настоящимъ бичемъ пернатой дичи и количество послѣдней постепенно уменьшается съ увеличеніемъ числа первыхъ. Послѣднее обстоятельство происходить оттого что крестьяне-охотники никогда не стрѣляютъ кошекъ—изъ нежелания тратить даромъ заряда, такъ какъ шкурки не имѣютъ никакого сбыта. Прочіе же охотники обыкновенно убиваютъ кошекъ только ради потѣхи и только немногіе съ полнымъ сознаніемъ громадности приносимаго ими вреда.

Михаилъ Банлашевъ

 

 

[1] Не трудно догадаться, что означаютъ сказанные пріемы стараго волка: учащенное помахиваніе хвостомъ указываешь на приближеніе къ козамъ; а присѣстъ волка —на открытіе мѣста гдѣ онѣ кормятся, либо отдыхаютъ.

[2] Козья кожа идетъ на выдѣлку замши, а такъ какъ она лѣтомъ толще, поэтому и дороже зимней.

[3] Въ здѣшнихъ мѣстахъ лисица устраиваютъ норы преимущественно въ песчаныхъ буграхъ, расположенныхъ въ болѣе уютныхъ и безопасныхъ мѣстахъ и копаеть ихъ довольно глубоко, ломаной линіей съ нѣсколькими развѣтленіями и выходами; причемъ какъ на особенность ея норы, можно указать, что при каждомъ изгибѣ линіи устраивается небольшая площадка, вѣроятно для помѣщенія дѣтёнышей и заноснаго корма

[4] Оступъ, или круп,—извѣстная площадь лѣса съ свободнымъ, объѣздомъ вокругь и потому дающая ВОЗМОЖНОСТЬ обойти, по мѣстному выраженію охотниковъ, «обсочить» звѣря

[5] Здѣсь до нынѣ въ ходу кульчеба, такъ какъ стрпхшшъ дорогъ и трудно добывается; впрочем есть много данныхъ къ предположение, что наши всемогущіе Евреи начали ихъ «гандлѳвать>, нисколько не заботясь о возможныхъ послѣдствіяхъ при незаконной продажѣ этого страшнаго яда

[6]  Вѣроятно эго очень зажирѣвшія, старый особи. Ред.

 

* ) Журналъ Охоты и Коннозаводства за 1873 годъ, страница 248