Нарис з історії шляхти Овруцько-Житомирської в Польські часи (XII-XVIII cт.) | Фотинський О.

Публічна лекція, прочитана Орестом Авксентійовичом Фотинським 11 листопада 1898 р. в м.Житомирі, на користь Товариства допомоги нужденним вихованкам Волинського жіночого училища духовного відомства.

В матеріалі розглянуто такі питання

  • Природа Київського Полісся та відмінні історичні риси його населення.
  • Походження російського дворянства на Поліссі: земляни і бояри; їх службові обов’язки в XV-XVIII ст
  • Боротьба дрібної шляхти зі старостінскім урядом за свої привілеї; міжусобні сварки шляхтичів.
  • Релігійний побут околичної шляхти: ревнощі до православ’я; боротьба з католицтвом і унією; забобони.
  • Родові відносини. Громадське і приватне землеволодіння. Копний суд.
  • Відносини сімейні і станові: шлюби, розлучення, ставлення до селян.

Автор, провідний історик церкви, краєзнавець, архівіст, археограф, педагог, подвижник науки. Йому належить значна заслуга в розвитку історико-краєзнавчих досліджень Волинської губернії

Матеріал подано мовою оригіналу, російський дореформений правопис. Саме в такому вигляді текст лекціі було надруковано в 1900 році в декількох номерах Волинських Епархіальних Відомостей.


 

Очеркъ исторіи мелкаго дворянства Овручско – Житомірскаго въ эпоху Польскаго режима (XII—XVIII в.в.)

Публичная лекція, прочитанная 11 ноября 1898 г. въ г. Житомірѣ, въ пользу Общества вспомоществованія нуждающимся воспитанницамъ Волынскаго женскаго училища духовнаго вѣдомства. Матеріаломъ для составленія настоящаго очерка послужили преимущественно: Архивъ юго-западной Россіи ч. IV, т. 1; ч. II; т. 1; Описи актовыхъ книгъ Кіевскаго Центральнаго Архива

Природа Кіевскаго Полѣсья и отличительныя историческія черты его населенія.
Происхожденіе русскаго дворянства на Полѣсьи: земяне и бояре; ихъ служебныя обязанности въ XV—XVIII в.в.
Борьба мелкой шляхты съ старостинскпмъ урядомъ за свои привилегіи; междуусобныя ссоры шляхтичей.
Религіозный бытъ околичной шляхты: ревность къ православію; борьба съ католичествомъ и уніею; суевѣрія.
Родовыя отношенія. Общественное и частное землевладѣніе. Копный судъ.
Отношенія семейныя и сословныя: браки, разводъ, отношеніе къ крестьянамъ.
М. Г.Г. и М.М. Г.Г.!

Житоміръ составлялъ нѣкогда одинъ изъ окраинныхъ пунктовъ обширной и малонаселенной Украйны, извѣстной подъ именемъ Кіевскаго Полѣсья, а еще раньше—подъ именемъ земли древлянской. Я намѣренъ познакомить васъ съ нѣкоторыми чертами прошлаго этого края, столь своеобразнаго и нынѣ, и имѣвшаго не менѣе своеобразное прошлое. Трудно очертить хотя сколько нибудь точно границы этого края. Въ XV—XVIII в.в. онъ обнималъ собою приблизительно нынѣшніе уѣзды Овручскій Волынской губерніи и Радомысльскій Кіевской губерніи, большія части уѣздовъ Житомірскаго, Новоградволынскаго и Ківескаго, заходя также въ уѣзды Ровенскій и Пинскій. Житоміръ и его окрестности въ это время уже вышли изъ предѣловъ Полѣсья, но крайней мѣрѣ административномъ отношеніи: Овручскій повѣтъ Кіевскаго воеводства заканчивался на югѣ у м. Ушоміра. Но соціально-историческія условія и особенности быта полѣсскаго населенія долго еще имѣли много общаго съ условіями быта въ Житомірскомь повѣтѣ.

«Ровесники князей воинственной Руси, Литвы!
Дремучіе лѣса, все тѣже ль нынѣ вы?
Все также дѣвственны, благоуханно—свѣжи?»

Шумятъ, гудутъ вѣковые боры Полѣсья и нынѣ, какъ шумѣли они во времена Игоря и Ольги, Гедимина и Витольда; и нынѣ есть въ немъ тѣ сказочные почти уголки, куда не пробраться, особенно лѣтомъ, ни конному ни пѣшему, ни звѣрю рыскучему, лишь пташкѣ вольной. Но во многомъ и измѣнился этотъ зеленый шумъ, особенно въ настоящемъ столѣтіи. Не мало лѣсовъ истребила все болѣе и болѣе развивающаяся промышленность; благодаря заботамъ правительства, осушены и стали доступны земледѣльческой культурѣ десятки тысячъ десятинъ нѣкогда непроходимыхъ и безплодныхъ болотъ. Исчезли или исчезаютъ и исконные обитатели полѣскихъ дебрей; туры, лоси, медвѣди, кабаны, бобры, и прочій вольный звѣрь. Не ревомъ четвероногихъ хищниковъ да дикихъ воевъ еще болѣе злыхъ хищниковъ двуногихъ оглашаются нынѣ лѣсныя пущи, а свистками паровыхъ лѣсопилокъ и голосами пахарей.

Еще болѣе, можетъ быть, чѣмъ природа, измѣнилось населеніе Полѣсья. Измѣнился и измѣняется ежечасно внѣшній обликъ полѣшука, измѣнились сословныя отношенія и культурный бытъ населенія; удесятерилась вѣроятно его численность. И нестолько измѣненіе условій природы и промышленности разбило эти вѣковыя рамки, сколько измѣненіе правовыхъ отношеній, та полная обезпеченность каждаго закономъ, то право каждаго на благосостояніе, обусловливаемое его личнымъ трудомъ, котораго никогда не знало литовско-польское государство. Представляя, по природѣ своей однообразную низменную равнину, кое гдѣ перерѣзанную илистыми рѣками (Тетеревъ, Норинъ, Ушъ и ихъ притоки: Иріша, Словечна, Жеревъ и др) да многочисленными безыменными ручьями и рѣчками. Полѣсье водораздѣломъ р. Норыни дѣлится на двѣ; потловины. Южная болѣе суха вообще и чѣмъ южнѣе, тѣмъ, болѣе заключаетъ въ себѣ довольно обширныхъ пространствъ, удобныхъ для земледѣлія; сѣверная котловина представляетъ, такія пространства гораздо рѣже, и то лишь лишь въ видѣ; острововъ, окружённыхъ, тонкими болотами и зыбучими песками. Въ старину такіе острова звали бортными землями. На островахъ лѣсъ, растетъ рѣже и мощнѣе; преобладаетъ сосна, по расчищенному мѣсту, особенно въ. первые годы, можетъ быть хорошій урожай; отлично родитъ просо. На югѣ; Полѣсья поэтому гуще шли поселенія, раньше исчезли лѣса, превращенные въ пахатныя земли, меньше сохранилось и своеобразія въ. бытѣ тамошняго населенія, сравнительнаго съ сѣверною полосою.

Уже въ X в , во времена Игоря и Ольги сыграло Полѣсье свою политическую роль. С тѣхъ порѣъ недолго о немъ почти не упоминается въ исторіи. Не любили его и не дорожили имъ русскіе удѣльные князья изъ дома Владиміра Св., не надолго заглянули въ полѣскія дебри татары, потомъ литовцы, здѣсь слабо прививался и элементъ польскій. И жилъ вѣками полѣшукъ, въ сторонѣ отъ всѣхъ, храня исконный свой древлянскій обликъ, жилъ, во многомъ звѣринскимч, образомъ, какъ жилъ еще во времена Нестора лѣтописца, измѣняясь лишь слабо и поверхностно. Онъ, былъ и остался живымъ архаизмомъ. Зато если прививалось къ, нему что либо новое, то это новое и хранилось дольше чѣмъ гдѣ; либо, не уступая вліяніямъ новѣйшимъ.

Лѣса родимые! Случится ли опять
Хотя подъ старость лѣтъ мнѣ взоромъ васъ обнять?
Придется ль встрѣтиться съ. родимой стороною,
Гдѣ свѣтъ увидѣлъ я, гдѣ ползалъ я дитею
По мягкой муравѣ, среди косматыхъ, пней,
Гдѣ; пѣлъ и гдѣ любилъ на утрѣ лучшихъ дней?…
Давно знакомые душѣ моей лѣса!
Я вижу васъ, опять: угрюмая краса
И сумракъ чудный вашъ вновь живы предо мною.
Изъ, края чуждаго я къ, вамъ несусь мечтою, Лѣса родимые»!…

Такъ пѣлъ въ началѣ настоящаго столѣтія Литовскій полѣшукъ. Одною изъ наиболѣе отличительныхъ чертъ, сказавшихся также и въ исторіи Кіевскаго полѣшука надо считать его любовь къ своей непривѣтливой родинѣ. Вольінеиъ почти нисколько не дорожитъ роднымъ мѣстомъ поселенія; легко переносится онъ на югъ—въ Подолье или Браславщину, за Днѣпръ, въ тоже Полѣсье, Литву. ІІолѣшукъ, если и будетъ оторванъ отъ родного уголка, весь вѣкъ мыкается по свѣту, подъ старость все же стремится сложить кости въ родимомъ болотѣ, чтобы слушать хотя въ могилѣ зеленый шумъ родныхъ дубовъ. Волынецъ сознавалъ въ себѣ русскаго и противопоставлялъ себя ляху, но чуждъ былъ интересовъ спеціально Дубенскихъ, Луцкихъ, Владимірскихъ; онъ давно уже привыкъ жить жизнью болѣе широкою, государственною. На Полѣсьи до самыхъ послѣднихъ, временъ жилъ духъ племенной, родовой, послѣдній пережитою, доисторической эпохи. Не только Овручанинъ противополагали, себя Житомірцу, но Васьковскій Меленевскому, Бехъ-Ходаку; за обиду одного родича подымался весь застѣнокъ, весь родъ.

Повидимому полѣшукъ скорѣе чѣмъ кто либо иной долженъ былъ искать чего нибудь лучшаго своей бѣдной родины. Но имѣло мѣсто какъ разъ обратное. Причину этого надо искать исключительно въ многовѣковой исторической обособленности, въ свою очередь зависѣвшей отъ обособленности географической. Играла здѣсь роль и скудость природы, не привлекавшая хищныхъ инстинктовъ сосѣдей. Не научился привередничать полѣшукъ, а необходимое для своихъ скромныхъ потребностей онъ находилъ, у себя дома. -Хлѣбъ, хотя и скудно родила и полѣсская почва; пшеномъ въ XVII- XVIII в.в. Полѣсье вело даже довольно обширную торговлю. Но особенно изобильно было Полѣсье продуктами чисто лѣсными. Здѣсь было гибель всякаго звѣрья, дававшаго и мясо, и кожи, и мѣха. Особенно цѣнились тогда нерѣдкіе на рѣкахъ полѣскихъ бобры. Бобровые гопы и гати, т. н. жерева, заботливо перечисляются въ люстраціонныхъ актахъ, въ фундушехъ въ записяхъ и духовныхъ завѣщаніяхъ. Литовскій статутъ берётъ ихъ подъ. особенную охрану, грозя тяжелою карою правонарушителю. Полѣшуки пользовались пе только мѣхами этихъ трудолюбивыхъ звѣрьковъ, но и ихъ мясомъ. Еще полемисты домонгольскаго періода, упрекали нашихъ предковъ въ томъ, что они «ѣдятъ бобры и кошки и желвь дикую, нарицающе кокошью.» Еше болѣе чѣмъ звѣрей въ. лѣсахъ было рыбы въ рѣкахъ полѣскихъ. Замѣчательно, что среди безчисленныхъ жалобъ па всякаго рода имущественныя правонарушенія, которыми переполнены акты XVI —XVII в.в., на протяженіи двухъ столѣтій, не встрѣчается ни единой жалобы на незаконную рыбную ловлю. Очевидно, добра этого было столько, что никто изъ мѣстныхъ жителей не придавалъ ему рѣшительно никакого значенія.

Итакъ, мяса и рыбы было вдоволь, хватало и хлѣба. Обувался полѣшукъ искони въ, лыковые лапти, а лыка въ, родныхъ лѣсахъ, было не занималъ стать; одежду носилъ или мѣховую или изъ домотканнаго сукна, въ, матеріалѣ для котораго тоже не могло быть недостатка. Чего же было еще желать полѣшуку?—Не только необходимое наконецъ давала полѣшуку его родина; она даже баловала его и давала ему средства для обмѣна съ другими странами. Въ лѣсахч, родилась въ изобиліи масса грибовъ и разнаго рода ягодъ. А въ дуплистыхъ дубахъ, и соснахъ охотно роились трудолюбивыя пчелы, которымъ помогалъ не менѣе трудолюбивый полѣшукъ, искуственно устраивая такія дупла, борти. Бортныя деревья были наперечетъ; бортники избавлены были отъ всякихъ другихъ повинностей владѣльцу и господарю. Медомъ и воскомъ платилъ полѣшукъ свои дани, изъ меду готовилъ хмѣльное питье для своей потѣхи, воскъ жертвовалъ въ, храмы, для хвалы Божіей; промѣнивалъ эти продукты и на битые шостаки, талеры и тынфы, про запасъ.

—Древесныя богатства Полѣсья не могли прямо служить предметомъ торговли, при тогдашнихъ средствахъ сообщенія. Да и въ сосѣднихъ, мѣстностяхъ особаго недостатка въ лѣсѣ не было. Но зато Полѣщуки могли не жалѣть своего лѣса и жечь его сколько угодно, превращая сырые древесные продукты въ, смолу, деготь и поташъ. Смолокурни и “поташовыя буды” были также на счету, какъ бобровые гоны и борти. Особенно усиленно вырабатывался и цѣнился поташъ: въ, половинѣ XVII в. лаштъ (ок. 12 пуд.) поташу цѣнился до 1000 руб., давая при этомъ руб 500 чистаго дохода,-сумма очень большая, при тогдашней стоимости денегъ.

Не менѣе чѣмъ лѣсъ могла, доставить доходу желѣзная руда, которою также богато было Полѣсье. Разработывалось желѣзо самымъ, первобытнымъ способомьъ: на берегу рѣки гдѣ нибудь устраивалась громадная печь; вода приводила въ движеніе исполинскіе мѣха и руда обжигалась. Обожженная крица поступала затѣмч, въ, кузни, гдѣ ручнымъ способомъ проковывалась и въ видѣ штабъ шла въ продажу. Овручскій и сѣверная часть Житомірскаго уѣздовъ и понынѣ покрыты многочисленными поселеніями, носящими названіе Рудень. Это все мѣста прежней разработки желѣзной руды. Рудники, подобно бортникамъ и смолокурамъ, пользовались особымъ покровительствомъ законовъ. Такимъ образомъ Полѣсье нельзя считать обездоленною; Богомъ обиженною страною. Для трудолюбивыхъ рукъ, при небольшой прихотливости, оно могло дать не только достатокъ, но даже нѣкоторый избытокъ. Полѣсье имѣло и преимущество предъ болѣе одаренными природою южными Украйнами: большую безопасность. Сюда рѣдко заглядывалъ развѣ какой нибудь заблудившійся татарскій чамблъ; не было здѣсь и могущественныхъ пановъ, одинаково давившихъ и крестьянина— хлѣбороба, и своего же брата, мелкаго шляхтича и бывшаго подчасъ для населенія въ десятеро хуже случайнаго гостя, татарина. Въ то время подобная сравнительная безопасность много значила для всякаго, кто не могъ считать себя въ силѣ отбиться отъ всякаго и самому обидѣть другого.

Вотъ, м.м. г.г. и м.м. г.г., арена, на которой происходила исторія, составляющая предметъ нашей нынѣшней лекціи. Слабакоиечно и недостаточна эта картина, но

-кто свѣдалъ. глубину полѣскихъ темныхъ пущей.
-Проникнулъ въ сердце ихъ до твари тамъ живущей»?

Полунезависимое послѣ татарскаго нашествія Кіевское Полѣсье въ XIV в., вмѣстѣ съ другими южнорусскими областями праваго берега Днѣпра, подпадаетъ подъ власть великихъ князей литовскихъ. Когда и какъ именно произошелъ этотъ захватъ: путемъ ли завоеванія или путемъ союзныхъ договоровъ, —это составляетъ въ исторической наукѣ доселѣ вопросъ спорный и касаться его я не буду. Литовское владычество однако ни въ чемъ почти не измѣнило раньше сложившагося общественнаго уклада. Литва, какъ страна менѣе культурная, сама подчинилась культурному вліянію Руси. Неизмѣнились, подъ литовскимъ владычествомъ, ни языкъ ни вѣрованія, очень мало измѣнились отношенія сословныя и юридическо-административныя. Прекратилась только смѣна удѣловъ и борьба изъ за нихъ, а вмѣстѣ съ тѣмъ ослабѣли и угасли постепенно и удѣльно-княжескіе роды. Краемъ продолжали править князья, то литовскаго, то русскаго происхожденія. Такъ въ Кіевѣ, съ 1377 г. по 1396 г. послѣдовательно сидѣли: Владиміръ Ольгердовичъ, Витольдъ Кейстутовичъ, Олелько Владиміровичъ Слуцкій. Но правили они краемъ только въ качествѣ великокняжескихъ воеводъ. Въ рукахъ великаго князя Литовскаго была сила не призрачная только, какъ раньше въ рукахъ вел. князя Кіевскаго, а дѣйствительная. Въ началѣ XVI в. встрѣчаются еще на Кіевскомъ Полѣсии роды князей Сенскихъ, Владимірскихъ, Копустъ, Козинъ, но это были уже захудалые роды, простые земяне, не имѣвшіе никакихъ сословныхъ и административныхъ преимуществъ, бѣднѣйше подчасъ родовъ не княжескихъ.

Съ существованіемъ удѣльныхъ, князей неразрывно было связано существованіе и дружины княжеской. За свою службу дружинники получали отъ князей и денежное жалованье и земельныя угодья. Но при частой смѣнѣ князьями удѣловъ, переходила по большей части за княземъ въ новую волость и его дружина, составлявшая поэтому такой же бродячій элементъ въ краѣ, какъ и сами князья. Съ прекращеніемъ удѣльной системы, потерялъ смыслъ и переходъ въ другія волости дружины. Дружинники должны бѣли осѣсть на тѣхъ мѣстахъ, гдѣ, засталъ ихъ политическій переворотъ, сдѣлаться крѣпкими землѣ. Отсюда въ западной Руси вообще, а въ Полѣсскомъ краѣ въ особенности встрѣчаемъ многочисленное сословіе бояръ, о которомъ у большинства, соотвѣтственно болѣе привычному для насъ Московскому значенію этого термина, существуетъ совершенно превратное понятіе. Древне-русская дружина, въ удѣльный періодъ, искони дѣлилась на старшую и младшую. На послѣдней лежали, кромѣ обязанностей службы въ военное время, и разныя другія повинности, вродѣ поѣздокъ въ качествѣ гонцовъ княжескихъ, развѣдокъ о движеніяхъ непріятеля, службы сторожевой какъ въ городскомъ замкѣ, такъ и внѣ его, особенно по границамъ. и т. п. Это то низшее служилое сословіе и сохранило за собой, въ литовско-польскій періодъ, названіе бояръ, тогда какъ старшіе дружинники усвоили себѣ названіе земянъ. Въ дружинѣ, какъ въ военномъ, сословіи, литовскіе князья нуждались также, какъ нуждались раньше князья русскіе, особенно на окраинахъ. Поэтому за удѣлыно-княжескими дружинниками и въ литовскій періодъ остались ихъ прежній повинности, только получили они характеръ болѣе мѣстный. По прежнему они должны были, по призыву князя, становиться “конно, збройно и оружно”, но становились прежде всего на защиту мѣстнаго края и его замка. Таковы были обязанности всѣхъ помѣщиковъ, земянъ, получили ли они свои помѣстья отъ князей литовскихъ, или раньше уже владѣли ими, на правахъ вотчины. Земельными угодьями вел. князья Литовскіе охотно надѣляли, на этомъ условіи, всякаго желающаго, охотно жаловали на этотъ участокъ и вотчинныя права.

Служебныя обязанности селян были соотвѣтственны величинѣ и доходности земельнаго надѣла. Такъ какъ на обязанности; земянъ была прежде всего защита мѣстнаго замка, то земянинъ долженъ былъ имѣть въ этомъ замкѣ одну или нѣсколько «городень»: укрѣпленное палисадомъ или рвомъ и валомъ дворище, служившее и для самаго земянина убѣжищемъ, на случай непріятельскаго нашествія. и составлявшее лишній городской фортъ. Въ городнѣ надо было держать хотя нѣсколько слугъ, въ случаѣ нападенія на замокъ, составлявшихъ контингентъ городскихъ защитниковъ. На своихъ вотчинныхъ земляхъ земянинъ, въ свою очередь, могъ садить черныхъ людей, обязанныхъ, за полученную землю и хозяйственный инвентарь, платить ему дань натурою: продуктами хозяйства и личнымъ трудомъ, въ пользу землевладѣльца. Такъ слагалось крестьянское сословіе еще въ до монгольскій періодъ, такъ слагалось оно и въ періодъ литовскопольскій. При литовскомъ владычествѣ крестьяне были лично свободны; между крестьяниномъ и земяниномъ не было существенной юридической разницы, кромѣ разницы имущественной. Иныя отношенія постепенно слагаются и крѣпнутъ въ періодъ владычества польскаго, но разсмотрѣніе этихъ отношеній не входитъ въ задачу нынѣшней нашей лекціи.

Бояре, какъ младшіе дружинники, прежде всего владѣли и участками земли гораздо меньшими, чѣмъ земяне. Поэтому они не имѣли возможности селить на своихъ земляхъ крестьянъ, по крайней мѣрѣ въ большомъ количествѣ. Отсюда явилась нужда во взаимопомощи, вынудившая бояръ, селиться по нѣскольку человѣкъ вмѣстѣ. Но большей части селились сообща родственники, члены одного рода. Родъ, съ теченіемъ времени разростался, но выселенія изъ стараго пепелища имѣли мѣсто сравнительно рѣдко. Члены рода всѣ носили общее родовое призваніе. Отсюда явились на ііолѣсьи цѣлыя поселенія, иногда довольно обширныя и людныя, всѣ жители которыхъ носили одну и ту же фамилію. Поселенія эти назывались околицами, застѣнками и т. п. и носили названія отъ осѣвшаго ихъ рода. Такъ въ Бехахъ жили Бехи, въ Ходакахъ-Ходаковскіе, въ Васьковичахъ-Васьковскіе, въ Меленяхъ—Меленевскіе и т. д. Бояръ, населявшихъ эти околицы, въ эпоху польскую, звали околичными шляхтичами. Всѣхъ древне-боярскихъ родовъ, въ дошедшихъ до насъ Овручско-Житохмірскихъ актахъ, насчитывается около сорока.

Вотъ найболѣе численные изъ нихъ: Барановскіе, Бехи, Болсуновскіе, Бѣлошицкіе, Васьковскіе, Выговские, Думинскіе, Дидковскіе, Закусилы, Каленскіе, Коркушки, Костюшки, Левковскіе, Макаровичи, Меленевскіе, Мошковскіе, Невмержицкіе. Недашковкіе, Нашинскіе, Рѣдчичи, Сынгаевскіе, Словинскіе, Стемпковскіе, Толкачи, Ущаповскіе, Ходаковскіе, Чововскіе, Шкуратовскіе, Швабы.

Роды эти заключали отъ б до 100 дымовъ, семей, т. е. отъ 30 до 500 человѣкъ. Многія изъ вышеуказанныхъ родовыхъ прозвищъ не были однако исконными. Такъ Выговскіе звались прежде Лучичами и приняли новую фамилію въ половинѣ XVI в., со времени пожалованія имъ с. Выгова; Ходаковскіе раньше именовались Малкевичами, Ущаповскіе-Ущапами; Макаровичи приняли фамилію отъ своего родоначальника Макара Ивановича Вручанина. Вообще окончанія на ичь представляются патронимическими (Лучнчи—потомки Луки, Рѣдчичи—потомки Рѣдка) и древнѣйшими, сравнительно съ окончаніями на скій, въ которыхъ отразилось уже вліяніе польское. Кромѣ прозвищъ общихъ родовыхъ, околичные шляхтичи, въ разсматриваемое время, носили еще прозвища семейныя. Прозвища эти, очень часто представляются также патронимическими, съ окончаніями на енко. Такимъ образомъ встрѣчаются Невмержицкіе: Супруненко, Савенко, Романенко, Мощенко, Соловьенко, Ходаковскій Осьмачокъ, Ходаковскій Борда, Каленскій Лисовецъ и т. п. Это былъ обычай общій южнорусскій; но въ то время какъ въ Запорожья, напр., эти личныя прозвища совершенно вытѣсняютъ родовыя прозванія, полѣсскіе дворяне, въ силу своего происхожденія и связанныхъ съ нимъ привиллегій, не теряютъ прозвищъ и фамильныхъ. Служебныя повинности бояръ, по отношенію къ господарю и его урядникамъ, были тяжелѣе служебныхъ повинностей земянъ, хотя за это они получали иногда денежное вознагражденіе. Вознагражденіе это однако не соотвѣтствовало тягости службы, и надо думать, выплачивалось неисправно, потому что, съ одной стороны, старосты Овручскіе всѣми правдами и неправдами стараются перечислить земянъ въ разрядъ бояръ, съ Другой стороны перечисляемые всѣми силами противятся такому перечисленію. Въ служебномъ отношеніи бояре дѣлились на два разряда: слуги замковыя или бояре путные и слуги ордынскіе. Обязанность первыхъ заключалась прежде всего въ сторожѣ мѣстнаго замка.

Ежедневно у воротъ замка Овручскаго сторожило по 20 человѣкъ. За дневную стражу вознагражденія не полагалось, стража же ночная (кликуны) въ XVI в. получали по 3 копы и 10 грошей въ годъ. Дневная стража мѣнялась еженедѣльно, кликуны нанимались на годъ. Другою общею обязанностью путныхъ бояръ было служить гонцами, обязанность немаловажная въ то время, при полномъ отсутствіи почтовыхъ учрежденій. Отсюда и получили бояре эти названіе путныхъ. Названіе сохранялось и нынѣ въ польскомъ языкѣ, гдѣ boiar, buiar означаетъ гонца, слугу, посылаемаго постоянно, съ корреспонденціей) помѣщика,—Слуги ордынскіе прежде всего обязаны были выставлять стражу на пути постоянныхъ татарскихъ набѣговъ, у т. н Чернаго шляха. Черный шляхъ, начинаясь въ Черномъ бору, за Днѣпромъ, гдѣ; собирались и прятались до времени чамбуны татарскіе, шелъ далѣе на Торговицу, Токмаковку, Черкасы, Каневъ, Кіевъ, Бѣлую Церковь, Фастовъ, Чудновъ, Полонное, Заславль, Острогъ, Дубно, Луцкъ, Сокаль, до Львова. Сторожевые боярскіе пункты были расположены на сѣверъ и югъ отъ этого неизмѣннаго пути татарскихъ набѣговъ. Сѣверный пунктъ находился у Чернобыля, при Днѣпрѣ, недалеко отъ устья Припети; (нынѣ; это—мѣстечко Кіевскаго уѣзда); южный пунктъ расположенъ былъ “за Ходарковымъ полемъ, у Каменя, на Виліи рецѣ” (нынѣ. м. Ходорковъ Каневскаго уѣзда). Сторожевая служба продолжалась 5 мѣсяцевъ: “отъ св Юря, свята вешняго, до Покрова Пресвятыя Богородицы”. Па каждомъ пунктѣ сторожило по четыре человѣка, получавшіе за свою службу по 10 копъ грошей каждый. Они должны были слѣдить за движеніями татаръ и сообщать о предполагавшемся набѣгѣ; послѣднихъ. Кромѣ того, на обязанности «слугъ ордынскихъ- лежало при послахъ и гонцахъ господарскихъ ѣздити до орды», т. е. составлять вооруженный конвой для ордынскихъ посланниковъ. Наконецъ они должны были «подводы и стаціи посламъ и гонцамъ давати, также воеводѣ Кіевскому, коли черезъ Овручій ѣдетъ, т. е. яловицу, вепря, а зъ дыму по курицы; овса, сѣна— въ. потребу». Кромѣ; вышеуказанныхъ частныхъ служебныхъ повинностей, всѣ бояре должны были платить и денежныя подати въ пользу мѣстнаго замка, а также чинить его стѣны, валы и рвы. Наконецъ тѣ изъ нихъ, которые впослѣдствіи селились на замковыхъ земляхъ (поляницкіе мѣщане), обязаны были еще особою отъ земли данью и издѣльною повинностью, въ пользу мѣстнаго старосты. Эти послѣднія дани и повинности старосты стремились, распространить и на всѣхъ бояръ, чтобы окончательно закрѣпостить ихъ, подобно крестьянамъ.

Люблинская унія 1509 г. рѣзко отразилась въ юридическомъ положеніи дворянства полѣсскаго. До сихъ поръ земяне немногимъ отличались, по правамъ своимъ, отъ бояръ. Но рѣчь Посполистая была республикой шляхетскою исключительно. Только шляхтичъ, земянинъ считался юридически полноправнымъ лицомъ. Все остальное населеніе, не вошедшее въ составъ шляхетскаго сословія, было въ сущности совершенно безправнымъ, находясь въ полной зависимости отъ той же шляхты и при томъ .прикрѣпленное къ одному и тому же мѣсту,, къ одному владѣльцу. Не говоря уже о людяхъ, жившихъ на земляхъ частно-владѣльческихъ, и положеніе поселенцевъ на земляхъ государственныхъ стало несравненно тяжелѣе. Обстоятельствомъ громадной важности въ этомъ отношеніи было учрежденіе во всѣхъ городахъ староствъ. При литовскомъ владычествѣ, цѣлымъ краемъ правилъ воевода. Живя самъ въ главномъ городѣ края, въ Кіевѣ напр., онъ сажалъ по остальнымъ городамъ державцевъ, отвѣтственныхъ передъ нимъ лично и могущихъ легко потерять свой урядъ или быть переведенными въ другой городъ. Возможно, что державцы эти не во всѣхъ городахъ и сидѣли постоянно. Въ Овручѣ они становятся извѣстными лишь съ XVI в. Воевода жилъ далеко; онъ былъ и безъ своей должности богатымъ вельможею, слѣдовательно не имѣлъ нужды въ угнетеніи мѣстнаго населенія. Въ совершенно иномъ положеніи стали города и приписанныя къ послѣднимъ государстванныя земли и лица, съ введеніемъ староствъ. Званіе старосты было пожизненнымъ, развѣ самъ староста отказывался отъ него, получая должность болѣе выгодную, пли лишаемъ былъ уряда, по обвиненію въ государственномъ преступленіи. Даже уголовный судебный приговоръ не лишалъ старосту его должности, de jure зависѣвшей отъ королевскаго пожалованія только, на дѣлѣ же—отъ ходатайства вліятельныхъ лицъ и наконецъ—сейма.

Территорія, которою владѣлъ староста, была гораздо меньше территоріи, находившейся въ вѣдѣніи воеводы и урядъ старосттіскій очень часто получали люди не богатые. Между тѣмъ староста долженъ былъ содержать въ исправности замокъ, и въ случаѣ военной надобности, выступать во главѣ мѣстной милиціи. Для этого, предполагалось, и предоставлены были ему доходы съ земель и лицъ, приписанныхъ къ замку.

Старостинство было выгодною должностью, которой часто добивались для того лишь, чтобы поправить свои дѣлишки, для кормленія. Отсюда, естественно у каждаго старосты возникало желаніе увеличить доходы своего староства: а такъ какъ для этого тогда знали одно лишь средство: увеличить поборы отъ юридически привязанныхъ къ данной землѣ лицъ, то положеніе поселенцевъ жившихъ на замковыхъ земляхъ и вообще чѣмъ либо обязаппыхч. по отношенію къ замку, стало гораздо тяжелѣе, ибо обусловливалось уже пе столько обычаемъ, если пе закономъ, какъ прежде, сколько произволомъ, степенью жадности и нахальства даннаго старосты. Власть старосты не простиралась на земянъ, какъ полноправныхъ шляхтичей, по польскому праву. Во это же самое право ничѣмъ не ограждало бояръ, не признавая за ними шляхетскаго достоинства. Естественно, что къ увеличенію боярской тяготы и должны были направиться прежде всею стремленія Овручскихъ старостъ. А затѣмъ представлялось выгоднымъ, при первой возможности, перечислить въ бояре и менѣе сильныхъ, менѣе зажиточныхъ земянъ.

Отсюда на протяженіи Двухъ съ половиною вѣковъ, до самаго присоединенія края къ Россійской Имперіи, чрезъ всю исторію Кіевскаго Полѣсья красною нитью тянется нескончаемая борьба мелкаго дворянства здѣшняго съ старостами Овручскими. Юридическія основанія для угнетенія старостами мелкихъ дворянъ представлялись не въ одномъ только правѣ сильнаго. Шляхетскія привиллегіи проникли на Русь исключительно изъ Полыни. Литовское владычество не знало ихъ, и потому не полагало рѣзкой разницы между боярами и земянамъ. Литовскіе великіе князья сплошь и рядомъ превращали бояръ въ земянъ, жалуя имъ, ихъ по ихъ просьбѣ, пустопорожнія государственныя земли, безъ всякаго за то обязательства, по отношенію къ правительству, кромѣ общей для всѣхъ земянъ обязанности военной службы, въ случаѣ посполитаго рушенья. Пустыхъ земель было много, колонизаціи ихъ для правительства могла быть только желательна, а на мѣсто выбывшаго боярина всегда могъ найтись другой, менѣе зажиточный, для котораго и боярская служба покамѣсть представлялась выгодною. На пожалованныя земли бояре получали отъ великихъ князей Литовскихъ грамоты, а нѣкоторые имѣли такія грамоты и еще отъ князей древне-русскихъ. Во объ явкѣ этихъ документовъ, объ узаконеніи своего перехода въ сословіе земянъ бояре не заботились, пока не представлялось въ томъ нужды.

Польское владычество, съ его. исключительно шляхетскимъ взглядомъ, застало поэтому па Полѣсьи полную юридическую неурядицу. Отсюда явилась потребность въ люстраціяхъ, т. е. подробной переписи государственныхъ земель и лежащихъ на нихъ повинностей. Но этою же юридическою неурядицею желали воспользоваться и старосты Овручскіе, самыя люстраціи направляя къ тому, чтобы земли околичныхъ шляхтичей зачислить въ разрядъ замковыхъ и ихъ самихъ подчинить своей юрисдикціи. Среди длиннаго ряда Овручскнхъ старостъ, начиная съ Михаила Богдановича Мишки Варковичскаго (ок, 1575 г.), до послѣдняго старосты Ивана Стецкаго (1775 — 1792), можно указать только на одного Юрія Немирича (1659 г.), который нисколько не преслѣдовалъ, околичныхъ шляхтичей. Но Юрій Немиричъ по имени только, въ теченіи какого нибудь полугода былъ Овручскимъ старостою, всецѣло поглощенный въ это время другими дѣлами и въ томъ же году былъ убитъ. Было бы слишкомъ долго и утомительно проводитъ всѣ перипетіи

борьбы околичныхъ шляхтичей съ Овручскими старостами и я остановлю ваше вниманіе лишь на немногихъ фактахъ этой борьбы. Самымъ, раннимъ систематическимъ гонителемъ околичной шляхты является Авраамъ Мышка Варковичскій. Онъ обвинилъ передъ королемъ дворянъ Левковскихъ, Беховъ, Кибылинскихъ и Вепровскихъ въ томъ, что они неправильно пользуются шляхетскими правами и должны нести службу боярскую. Назначена была комиссія для разбора дѣла, которая признала основательность претензій старосты. Шляхтичи однако не подчинились п продолжали процессъ, вооружившись па этотъ, разъ безспорными документами. Тѣмъ временемъ староста составилъ фальшивый королевскій указъ о подчиненіи старостискому уряду всѣхъ околичныхъ шляхтичей, какъ бояръ. Дорого стоилъ убогой шляхтѣ этотъ процессъ, пока они успѣли получить дѣйствительный указъ короля Сигизмунда III, признающій шляхетское достоинство за Бехами только; дѣло же о другихъ шляхтичахъ продолжалось. Только послѣдовавшая вскорѣ смерть Мышки положила на время предѣлъ этому долголѣтнему процессу. Самымъ тяжелымъ гонителемъ околичной шляхты былъ Францишекъ Потоцкій (1680— 1705). Это былъ мѣстный уроженецъ, самъ выдвинувшійся изъ мелкой шляхты и издавна находившійся съ этою шляхтою во враждебныхъ отношеніяхъ. Еще отецъ его Северинъ Потоцкій, хотя не имѣлъ старостинекаго уряда, убилъ за сопротивленіе Антона Невмержицкаго и трупъ убитаго волочилъ, привязавъ къ конскому хвосту. Такими же карами н сынъ грозилъ непокорнымъ шляхтичамъ, тѣмъ временемъ совершая вооруженные наѣзды.на шляхетскія околицы, грабя ихъ, подбивая своихъ слугъ похищать шляхетскихъ женъ и т. п. Пользуясь вліятельною поддержкою при дворѣ, онъ обвинилъ передъ задворнымъ ассесорскимъ судомъ всѣхъ поголовно околичныхъ шляхтичей Овручскихъ въ незаконномъ присвоеніи шляхетскихъ вольностей. Шляхтичи однако уклонились отъ этого суда, а отъ себя возбудили искъ противъ старосты въ вродѣ Овручекомъ, затѣмъ въ Люблинскомъ трибуналѣ и выиграли его.

Между тѣмъ король назначилъ комиссію, для разбора дѣла на мѣстѣ. Потоцкій успѣлъ подѣйствовать такъ, что коммиссія эта состояла исключительно изъ его личныхъ благопріятелей. На 8-е февраля 1696 г. созваны были всѣ шляхтичи въ с. Мошки, для разбора ихъ прнвиллегій. Околичнымъ шляхтичамъ нечего было ждать добраго для себя, при данномъ составѣ комиссіи и они рѣшили поэтому не допустить самого разбирательства. Комиссаровъ встрѣтила огромная вооруженная толпа, съ бранью и ругательствами заявлявшая, что не допуститъ ихъ въѣхать ни въ одну шляхетскую околицу и вообще разбирать ихъ дѣло. Раздались даже выстрѣлы изъ ружей и испуганные комиссары поспѣшили уѣхать. Шляхтичи провожали ихъ и около м. Веледникъ наткнулись на самого старосту, который, предчувствуя недоброе, спѣшилъ на помощь комиссарамъ, съ вооруженнымъ отрядомъ. Началась битва, въ которой шляхтичи оказались побѣдителями: самъ Потоцкій получилъ нѣсколько полновѣсныхъ ударовъ. Борьба послѣ этого всякими средствами: и законными и незаконными продолжалась еще съ большимъ ожесточеніемъ. 25 лѣтъ былъ старостою Овручскимъ Францишекъ Потоцкій и хотя сломить упорства околичныхъ шляхтичей не успѣлъ, но разорить, опустошить, истребить почти цѣлыя околицы успѣлъ отлично. Не прекращалась эта борьба и при преемиикахчъ Потоцкаго. Одинъ изъ нихъ, Францишекъ Загорскій, въ борьбѣ съ Толкачами, между прочимъ позволилъ себѣ- жестокую шутку: наиболѣе упорнаго изъ шляхтичей приказалъ бросить въ огонь, чтобы убѣдиться, какъ говорилъ староста, въ его дѣйствительномъ Шляхетскомъ достоинствѣ, въ умѣніи по шляхетски переносить мученія. Послѣдній Овручскій староста Янъ Стецкій успѣлъ таки помѣстить всю околичную шляхту въ люстрацію Овручскаго замка, въ качествѣ бояръ.

Присоединеніе края къ Россіи одного поневолѣ умѣрило широкій аппетитъ старосты. Не отъ однихъ только старостъ доставалось околичнымъ шляхтичамъ. Тяжело приходилось бѣднякамъ и отъ всякаго богатаго пана, почему либо ими недовольнаго. Въ 1745 г. дворяне Яковъ Ходаковскій и Иванъ Прегарлинскій занесли въ гордъ Кіевскій жалобу на кн. Іосифа Чарторыйскаго въ томъ, что князь наслалъ на с. Ходаки многочисленный отрядъ своихъ драгуновъ, которые ограбили село, Степана Ходаковскаго и двое малолѣтнихъ дѣтей Прегарлинскаго убили, а многіе другіе Ходаковскіе долго послѣ того должны были томиться въ тюрьмѣ княжеской. Намъ неизвѣстенъ судебный приговорѣъ, по этому дѣлу, но сомнительно, чтобы какой бы то ни было противъ богатаго и могущественнаго вельможи могъ въ то время доставить фактическое удовлетвореніе бѣдной, презираемой панами ходачковой шляхтѣ. Грустныя картины! И тѣмъ не менѣе, м.м. г.г. и м.м. г.г., нельзя въ этой грустной эпопеѣ винить исключительно своекорыстіе и своеволіе старостъ и богатыхъ пановъ. Виновенъ былъ въ сущности существующій тогда режимъ, за одною шляхтою признававшій право вольныхъ людей и безсильный даже настоять па томъ, что сами признавалъ справедливымъ. Староство вездѣ было кормленіемъ, дѣломъ наживы. Почему же Овручскимъ старостамъ было получать менѣе старостъ Луцкихъ, Житомірскихъ? А между тѣмъ доходы ихъ, сравнительно съ доходами ихъ сотоварищей, были очень мизерны. Въ другихъ мѣстахъ были только сильные паны и панскіе или замковые подданные, крѣпостные, а тутъ являлось многочисленное, мизерное по существу, но заслонявшееся своими шляхетскими привиллегіями отъ крѣпостной зависимости сословіе.

На юридической почвѣ шляхтичи бъ концѣ концовъ всегда оказывались побѣдителями, но это были побѣды Пирра. Въ Польшѣ мало было получить приговоръ, по иску, въ свою пользу; надо было еще имѣть силу заставить противника подчиниться этому приговору, который въ противномъ случаѣ, оставался мертвою буквою. Въ этомъ и заключалась не исцѣлимая язва Рѣчи Посполитой, заранѣе обрекавшая ее на паденіе. Не способствовала умственному и нравственному развитію околичной шляхты эта долговременная борьба со старостами, борьба за свои исконныя права и за самое почти существованіе свое. Съ одной стороны, среди шляхты развилось сутяжничество, съ другой стороны—грубость нравовъ, жестокость и буйство. Нечего и говорить, что развиваться, учиться шляхта не имѣла ни времени, ни возможности, по убожеству своему. Не было процесса съ старостою, начинали ссориться и судиться родъ съ-родомъ, семья съ семьей того же рода. Боролись, тратились въ судахъ изъ-за куска болотнаго луга, изъ-за пары сапоговъ, шапки; борьба шла часто не изъ-за дѣйствительной обиды, а изъ-за того лишь, чтобы поставить на своемъ. Акты Кіевскіе XVII – XVIII в.в. переполнены этими семейными дрязгами Полѣсскихъ Монтеки и Капулетти. А не хватало возможности добиться своего судомъ, шляхтичи безчестили противниковъ, грабили ихъ, убивали даже, и въ свою очередь, вызывали кровавое возмездіе. Цѣлыхъ полтораста лѣтъ продолжалась борьба дворянъ Пашинскихъ съ Волковскими. Въ борьбу эту вмѣшались Васьковкіе, Ходаковскіе, Закусилы. Соперники подстрѣливали другъ друга на глухой лѣсной тропинкѣ, грабили недруговъ, соединяясь для этого то съ сосѣдями, то съ казаками, выгоняли изъ церкви и т. п. А между тѣмъ въ тоже время соперники должны были сообща бороться съ общимъ недругомъ, старостою Потоцкимъ. Солоно приходилось и Потоцкому въ этой борьбѣ. Шляхтичи Бѣлоцкіе болѣе двадцати лѣтъ систематически истребляли въ лѣсахъ Потоцкаго бобровъ и лосей, вырубали бортныя деревья, разрушали межевые знаки, присвоили себѣ и не уступили имѣніе Потоцкаго с. Геевичи. Мошковскіе неоднократно нападали на резиденцію Потоцкаго, м. Веледники, перебили его слугъ, разогнали собравшійся на ярмарку народъ. А главное, изъ-за родовыхъ п семейныхъ счетовъ, шляхтичи иногда готовы были даже забыть опасность общую и соединиться со своимъ общимъ недругомъ, старостою.

Въ 1702 г. объявлено было посполитое рушенье противъ шведовъ. Но на Полѣсьи возникла борьба изъ-за главнаго начальства надъ собравшимся ополченіемъ между Іосифомъ Корчевскимъ, старостою Житомірскимъ и Францишкомъ Потоцкимъ. Околичная шляхта, изъ которой исключительно почти состояла собранная милиція, также подѣлилась на партіи: на сторонѣ Корчевскаго стали Выговскіе, Поповскіе, Скуратовскіе, Болсуновскіе, Ходаковскіе, Ущаповскіе, Сынгаевскіе, Меленевскіе, Мошковскіе. Закусилы; за Потоцкаго стали другіе Закусилы, Костюшки, Коркушки, Рѣдчичи, Стемпковскіе, Жабокрицкіе, Прушинскіе. Третьяки, Трипольскіе и др. Въ виду приближенія казацкихъ полковниковъ Самуся и Искры къ Бердичеву, сюда поспѣшилъ Корчевскій съ своимъ отрядомъ. Отсутствіемъ противниковъ воспользовалась партія Потоцкаго, бросившаяся грабить имѣнія сторонниковъ Корчевскаго. Въ Бердичевѣ, куда прибылъ наконецъ и Потоцкій, между шляхтою продолжались ожесточенныя ссоры и драки, несмотря па грозившую опасность. Къ. этому присоединилась еще борьба между старшими военачальниками. Яковъ Потоцкій, староста Хмѣльницкій желалъ получить верховное начальство надъ отрядомъ, противъ полковника кварнянаго Рунріна и сталъ для этого усердно поить шляхту. Этимъ воспользовались для нападенія казаки, чрезъ своихъ сторонниковъ отлично знавшіе все, что дѣлается въ городѣ. Произошелъ страшный погромъ. Вся почти околичная шляхта пала въ этой рѣзнѣ; зарыдали, въ трауръ одѣлись шляхетскія жены и красныя дѣвы Полѣсья.

А вотъ еще два случая родовой и семейной вендетты. Въ 1685 г., на праздникъ Св. Троицы съѣхались въ с. Поповичахъ многіе околичные шляхтичи. Пріѣхали и два заклятыхъ врага: Михаилъ Павленко Каленскій и Савва Сергіенко Ушаповскій. Послѣдній или былъ буйнѣе, или чувствовалъ себя сильнѣе, но только началъ всячески оскорблять Каленскаго. Между прочимъ въ церкви, когда священникъ собирался окроплять св. водою присутствующихъ, Ущаповскій, выхвативъ у пономаря кадило, изо всей силы ударилъ имъ по глазамъ Каленскаго, а послѣ похвалялся, что зальетъ ему глаза еще не водою, а кровью. Послѣ обѣда, когда Каленскій находился въ гостяхъ у Самуила Поповскаго, явился туда и порядкомъ уже охмѣлѣвшій Ущаповскій и началъ, въ честь хозяина, стрѣлять въ цѣль изъ ружья. За вторымъ выстрѣломъ, онъ такъ ловко прицѣлился, что попалъ прямо въ лобъ Каленскому. Шляхтичи бросились на убійцу, по послѣдній защищался какъ затравленный волкъ и переранилъ многихъ, прежде чѣмъ его успѣли связать. Связаннаго плѣнника повезли въ Овручъ, на судъ; но должны были остановиться на ночлегъ въ с. Каленскихъ. Ущаповскаго заперли па ночь въ номерѣ. Но онъ, протрезвишись и овладѣвъ оружіемъ, за ночь подкопался подъ фундаментъ и успѣлъ бѣжать.

Дворянинъ Янъ Блоцкій отправился искать счастья въ широкій свѣтъ, подъ польскими хоругвями. Вѣроятно въ это время онъ перешелъ въ католичество. Нѣсколько десятковъ лѣтъ воевалъ онъ, подъ Журавномъ попалъ въ плѣнъ къ туркамъ, вмѣстѣ съ женою своею Анною, урожденною Меленевскою. Три съ половиною года провели супруги въ плѣну, въ Стамбулѣ, пока не были выкуплены посланникомъ польскимъ п. Спеидовскимъ. Освободившись отъ плѣна, супруги отправились на. родину, въ с. Мелепи, гдѣ жили родные братья Анны Меленевекой Реміанъ и Иванъ. Братья встрѣтили ихъ по родственному, выдѣлили слѣдуемую сестрѣ часть имущества отцовскаго, приняли ихъ въ свой домъ и въ теченіе болѣе чѣмъ года, между ними царствовало полное согласіе и любовь. Родился у Блоцкихъ сынъ. Братія устроили приличные крестины, созвали гостей. Но учевидно между подпившими родственниками произошла ссора. Тогда Меленевскіе схватили ребенка вмѣстѣ съ люлькою и выбросили его на дворъ, приговаривая: «пускай псы сожрутъ его, чтобы не плодилась между нами собачья ляшская кровь.» Безжалостно избили сестру, досталось и бросившимся защищать ее шляхтянкамъ. Самъ Блоцкій принужденъ, былъ запереться въ кладовой и выдержать цѣлую осаду, пока не освободили его сбѣжавшіеся пріятели, отведшіе Блоцкихъ въ домъ шляхтича Павла Багриновскаго. Тою же ночью Меленевскіе напали на домъ Багриновскаго, и хотя самаго Блоцкаго схватить не успѣли, но сестру, съ побоями, отвели въ свой домъ и грозили ей смертью, если она не оставитъ мужа и не отдастъ имъ вывезеннаго изъ, Турціи имущества. Это было началомъ долгой борьбы родичей, которая сч, большимъ ожесгоченіемч, продолжалась затѣмъ десятки лѣтъ, перебудоражила другихъ, шляхтичей, вызвала между ними новыя ссоры, оскорбленія, грабежи и убійства.

Подобныхъ фактовъ можно бы привести еще десятки, но полагаю, и этого достаточно для бѣглой характеристики нашихъ героевъ. Насъ могутъ, они возмущать, ужасать, но это потому лишь, что мы привыкли къ условіямъ совершенно инымъ, къ защитѣ закона и власти. Но въ. Рѣчи Посполитой было совершенно иное. Поступки, подобные поступкамъ Ущаповскаго или Меленевскихъ, были совершенно обычны. Нельзя блеять барашкомъ, живя сч, волками. Околичные шляхтичи лишь шли вслѣдъ за богатыми панами, представителями закона и администраціи. Чтобы не быть голословнымъ въ, послѣднемъ отношеніи, попрошу вашего вниманія еще на нѣсколько минутъ и познакомлю васъ, с жизнію одного изъ, могущественнѣйшихъ пановъ воеводства Кіевскаго конца XVI в., Матвѣя Немирича, судьи Житомірскаго.

Резиденціею Матвѣя Пемірича было с. Топоры, лежавшее вблизи сильнаго и укрѣпленнаго Черняхова, принадлежавшаго отцу Немирича. Здѣсь по близости жилъ и небогатый шляхтичъ Равно, имѣвшій, къ несчастію своему, красавицу дочь Еву. Приглянулась Ева не особенно богатому сосѣду Григорію Бутовичу, хорунжему Кіевскому, приглянулся и Бутовичч, Евѣ. Но къ несчастью влюбленныхъ, приглянулась Ева и Матвѣю Немиричу, который немедленно сдѣлалъ ея отцу предложеніе. Предложеніе было крайне лестно и выгодно И старый Райко ни минуты не колебался въ выборѣ изъ двухъ претендентовъ. Напрасно Ева со слезами умоляла самаго Немирича отказаться отъ нея, клялась ему, что никого не можетъ любить, кромѣ Бутовича; она должна была покориться своей судьбѣ и упорству Немирича. Не весела была однако жизнь молодоженовъ. Ева противопоставила пассивное упорство, плакала, худѣла, но не скрывала своей ненависти къ насильно навязанному ей мужу. Послѣдній грозилъ, билъ даже супругу, въ концѣ концовъ заперъ въ казематъ, но не могъ сломить женскаго упорства. Бутовичъ также не могъ относиться равнодушно къ судьбѣ своей бывшей невѣсты. Обращался онъ къ тирану—супругу съ просьбами, но получилъ въ отвѣтъ только ругательства. Тогда Бутовичъ рѣшился прибѣгнуть къ другимъ средствамъ. Отецъ Матвѣя, Іосифъ Немиричъ, отъѣзжая въ свое Олевское имѣніе, забралъ съ собою почти всю Черняховскую дружину. Изъ Черияхова ждать помощи нельзя было, а въ Топорахъ у Матвѣя было немного слугъ. Въ темную весеннюю ночь, Бутовичъ, съ отрядомъ сосѣднихъ шляхтичей, ворвался прямо въ спальню Нимирича и потребовалъ выдачи Евы. Немиричъ отказалъ. Бутовичъ изрубилъ его саблею, но Евы найти не могъ. А пора было думать и объ отступленіи. Матвѣй Немиричъ не умеръ отъ полученныхъ ранъ, а выздоровѣвъ, началъ борьбу не на животъ а на смерть съ Бутовичемъ. Между соперниками подѣлилась почти вся шляхта Житомірскаго повѣта. Немиричъ наѣзжалъ, съ своими боярами и шляхтичамн-пріятелями, на имѣнія Бутовича и его сторонниковъ, жегъ и грабилъ; Бутовичъ отвѣчалъ тѣмъ же Немиричу и его друзьямъ. Въ качествѣ примирителя враждующихъ сторонъ вздумалъ было выступить другой мѣстный вельможа, князь Богушъ Ѳедоровичъ Корецкій, но получилъ лишь отказъ, выраженный далеко не въ любезныхъ словахъ. Разгнѣванный князь, въ свою очередь, объявилъ войну Немпричамъ. Въ октябрѣ 1584 г., во главѣ отряда изъ 500 человѣкъ, съ ружьями и пушками даже, напалъ онъ на Черняховскій замокъ. Нападающіе произвели нѣсколько ожесточенныхч, приступовъ, но должны были, со значительнымъ урономъ, отступить. Между тѣмъ Ева, съ помощью преданной служанки, успѣла скрыться изъ Топоровъ. Опасаясь огласки своего поведенія съ женою и дальнѣйшихъ болѣе крупныхъ непріятностей, Матвѣй Немиричъ наконецъ согласился дать ей разводъ. Ева стала женою Бутовича. Немиричъ однако не простилъ счастливому сопернику. Въ іюлѣ слѣдующаго 1585 г., Бутовячи, ѣхавшіе къ сосѣдямъ, попали въ засаду, устроенную Немирнчемъ въ Коростышевскомъ лѣсу. Раненному Бутовичу съ женой едва удалось спастись бѣгствомъ въ Житоміръ, а вѣрный слуга семейства жизнью своею купилъ спасеніе своихъ господъ. На другой день однако, въ такую же точно засаду, устроенную Бутовнчемъ, попалъ Матвѣй Немиричъ и тоже раненный въ, руку, потерявъ нѣсколько слугъ, долженъ былъ искать спасенія въ Черняховскомъ замкѣ. Вскорѣ послѣ этого онъ переселился въ Овручское свое имѣніе Олевскъ. И здѣсь немедленно начались у него споры изъ-за границъ сч, сосѣдями Жабокрицкими и Тишами-Быковскими. Пошли безконечные наѣзды, грабежи и убійства, особенно участившіеся съ пріобрѣтеніемъ Немирнчемъ м. Ивницы, гдѣ по сосѣдству жилъ одинъ изъ самыхъ безпокойныхъ и зубастыхъ пановъ кн. Кирикъ Ружинскій.

Въ одной дракѣ отъ пули Немирича палъ, всѣми уважаемый и любимый молодой кн. Иванъ Жижемскій. Потянулся долгій процессъ изъ-за этого убійства, но вельможа имъ не смущался и спокойно умеръ въ, своемъ помѣстьи.

Далеко однако превзошелъ Матвѣя Йемирича его сосѣдъ и почти современникъ и. Самуилъ Лащъ, стражникъ коронный. Вся жизнь этого безпокойнаго человѣка прошла въ безпрерывныхъ наѣздахъ на сосѣдей, грабежахъ и убійствахъ. Надъ нимъ тяготѣло болѣе 250 однихъ приговоровъ о банниціи, а онъ только смѣялся надъ этимъ да отхлестывалъ являвшихся къ нему съ судебными приговорами и позвами возимыхъ. Въ Варшавѣ, на сеймѣ, въ присутствіи короля и представителей всей Рѣчи ИосполитоЙ, онъ устроилъ милую шутку: явился на балъ въ плащѣ, подшитомъ полученными въ разное время судебными приговорами. Воевода Кіевскій Тышкевичъ собиралъ цѣлое посполитое рушенье, чтобы выгнать Лаща и изъ его гнѣзда, но Лащъ, скрывшись на время, опять явился, чтобы продолжать свои невинныя забавы.—Таковы были вельможи того времени. Могли ли отставать отъ ихъ хотя бѣдные, но гордые своею шляхетскою вольностью околичные шляхтичи?

Не одними только отрицательными чертами обрисовывается въ исторіи околичная шляхта Полѣсская. Къ чести ея надо отнести и то, что она имѣла много качествъ хорошихъ, которыхъ гораздо меньше имѣли ихъ богатые и знатные единоплеменники. Околичная шляхта Полѣсская прежде всего отличалась преданностью къ православію и стойкостію въ борьбѣ съ католичествомъ и уніею, стойкостью, которою въ гораздо меньшей степени отличались вельможные русскіе роды. Ни католичество, ни унія до XVIII в. не имѣли замѣтнаго успѣха среди околичныхъ шляхтичей. Можно указать на единичные Случаи совращенія и то не въ унію, а прямо въ католичество, но эти случаи имѣли мѣсто исключительно среди шляхтичей, долгое время оторванныхъ отъ родины и подвергшихся сильному стороннему вліянію. Такъ перешелъ въ, католичество вышеуказанный Янъ Блоцкій, но изъ исторіи Блоцкаго мы также видѣли, какъ неблагосклонно отнеслись къ ренегату его родичи. Достаточно было малѣйшаго повода и религіозный антагонизмъ выбухнулъ съ ужасающею силою. Такихъ фактовъ, можно указать и еще не мало. Около 1680 г. принялъ католичество Григорій Ущаповскій. Не сладка была послѣ этого жизнь ренегата среди родичей. Въ 1682 случилось ему, вмѣстѣ съ другими родичами, быть на поминкахъ по Аврамѣ Ушаповскомъ. Такъ какъ поминальный обѣдъ, пришелся въ субботу, то Григорій отказался ѣсть скоромное. Это возмутило бывшихъ за столомъ шляхтичей Васьковскихъ и Дидковскихъ, которые стали обзывать его недомѣркомъ, поганымъ, язычникомъ и т. п., а послѣ обѣда, устроили ему засаду на пути. Ущаповскій, узнавъ о послѣднемъ, успѣлъ скрыться окольною тропинкою и запереться въ своемъ домѣ. Шляхтичи скоро провѣдали о бѣгствѣ Григорія Ушаповскаго, ворвались къ нему въ домъ, начали его ругать и вызывать на поединокъ, а получивъ въ послѣднемъ отказъ, стали бить труса саблями плашмя, что, по шляхетскимъ понятіямъ, считалось ранее тяжелымъ оскорбленіемъ. На этомъ, однако не кончилось. Восемь лѣтъ спустя встрѣчаемъ, жалобу въ, судъ того же Григорія Ушаповскаго на всѣхъ родичей Ущаповскихъ въ томъ, что послѣдніе постоянно его оскорбляютъ, наносятъ обиды ему и членамъ его семьи, стрѣляютъ по немъ на улицѣ, убиваютъ всякое принадлежащее ему животное. На праздникъ Пасхи, когда, дочь его Анна пришла въ церковь с. Васьковецъ, шляхтичи вырвали у него изъ рукъ красное яйцо и разбили его на головѣ послѣдней, говоря, что она недостойна пасхальнаго яйца, ибо родители ея недовѣріи, которымъ стоитъ головы поразбиват

Опять факты грубости и жестокости. Но обратимъ вниманіе на чувства, вызвавшія эти поступки, а не на форму проявленія этихъ чувствъ. Религіозное чувство людей глубоко вѣрующихъ, сердечно привязанныхъ къ вѣрѣ прародительской оскорбляется отступничествомъ близкаго человѣка, а выражается это неудовольствіе въ формѣ привычной вообще для выраженія чувствъ неудовольствія.

А вотъ выдержка изъ духовнаго завѣщанія околичной шляхтяпкн, свидѣтельствующая о господствовавшихъ среди шляхты религіозныхъ чувствахъ: “Я Анна Садовская, з дому Пашковская, будучи я на тотъ часъ отъ Пана Бога хороборою навеженная обуложною… благодару Творца моего, што была если зостала католичкою, за малжонка словисе намети пана Садовъского, а теперь, зновъ на свою русскую религию проступила, водлугъ предковъ своихъ; сповѣдь святую и сакраментъ приняла если… Особливе прошу, абы за душу мою Господа Бога у престола Божего не припоминали, якъ тому належитъ презъ малый рокъ”… Встревоженная совѣсть умирающей женщины, можетъ быть невольно нѣкогда сдѣлавшейся вѣроотступницею, нашла послѣднее успокоеніе въ возвращеніи къ религіи своихъ предковъ.

Въ, актовыхъ книгахъ XVI—XVII вв. постоянно встрѣчаются записи и духовныя завѣщаніи разныхъ шляхтичей наа церкви Божіи, просьба похоронить ихъ прахъ, при томъ или иномъ храмѣ православномъ, похоронить “водлугъ обычаю и порядку христіанскаго, греко-русскаго”. Еще въ XVIII в. околичные шляхтичи платятъ, нѣкоторую подать на Овручскій храмъ, св. Василія,- вѣроятно десятину, установленную еще Владиміромъ св. Какимъ, глубокимъ религіознымъ чувствомъ искренно вѣрующаго православнаго человѣка дышитъ это духовное завѣщаніе шляхтича Максимиліана Геевскаго: “Проживши нѣсколько десятковъ лѣтъ, присмотрѣвшись къ обманчивой прелести міра сего,.. взирая на гробы дѣдовъ, прадѣдовъ и друзей своихъ, которые изъ, той же персти волею Всемогущаго Творца созданы были, и я Его негодное твореніе, дѣло рукъ Его, ежечасно помышляю, что и мнѣ въ тотъ же прахъ предстоитъ, обратиться вскорѣ, постоянно ожидаю смертнаго часа, который вы, какомъ меня застанетъ состояніи, въ такомъ и поставитъ предъ Правсднымч, Небеснымъ Судіею.. Важнѣйшимъ обстоятельствомъ своей жизни считаю то, что оканчиваю ее въ повиновеніи святой восточной апостольской церкви, что истинно исповѣдую всѣ догматы ея святой вѣры, отъ свв. апостолъ намъ преданные и съ этилъ исповѣданіемъ желаю предстать, по кончинѣ моей, предъ судомъ Страшнаго и Праведнаго Судіи… О. Всемилостивѣйшая Дѣво Маріе, Мати Божія! О, благословенный источникъ любви, источникъ жизни, Мати спасенія! Моли, да Тобою и насъ пріиметъ Тотъ, Кто чрезъ Тебя данъ намъ Покровителемъ. Молю и Ангела хранителя моего и всѣхъ святыхъ, покровителей моихъ, дабы помогли мнѣ, при послѣднемъ моемъ издыханіи. Пріидите на помощь мощные! Помогите ми отъ врагъ духовныхъ, окрестъ носмѣваюшнхся ми»!—А писано это между прочимъ на польскомъ языкѣ, писано въ XVIII в. уже, въ эпоху Замойскаго собора, когда унія и католичество окончательно восторжествовали надъ православіемъ въ Западномъ краѣ, когда среди вельможныхъ родовъ русскихъ кажется ни одного уже не оставалось при вѣрѣ прародительской.

Не однимъ только личнымъ благочестіемъ и преданностью православію отличались околичные шляхтичи. Ихъ дѣятельность видимъ и въ политическихъ дѣлахъ, касающихся судьбы православія въ Западной Руси. Въ 1688 г., когда дворяне кіевскаго воеводства, па элекционномъ сеймикѣ, въ инструкцію посламъ вставили пунктъ, требующій раздачи шляхтѣ имѣній Кіевскихъ монастырей, за уступкою Кіева Москвѣ, по Андрусовскому договору, тогда одни только околичные шляхтичи Овручско-Житомірскіе протестовали противъ этого, протестовали исключительно изъ-за мотивовъ религіозныхъ, вопреки личной выгодѣ. Когда одинадцать лѣтъ спустя сеймъ узаконилъ свободу вѣроисповѣданія за католиками и уніатами только и опредѣлилъ изгнать тогда же всѣхъ православныхъ жителей изъ Каменца Подольскаго, опять околичная шляхта протестуетъ противъ этого постановленія и протестъ этотъ въ одномъ только Овручскомъ гродѣ и согласились принять въ книги актовыя. Какъ возвышена эта благородная борьба безсильнаго противъ сильнаго, слабой кучки противъ всей націи, борьба за поруганныя права человѣка, крикъ возмущенной совѣсти!

Центромъ религіозной жизни околичной шляхты былъ основанный въ концѣ XVI или началѣ XVII в. “коштомъ Левковскихъ, Невмержицкихъ и братіи ихъ” Левковскій монастырь. Сюда на храмовой праздникъ св. Николая Чудотворца “Свята русскаго” съѣзжалась вся околичная шляхта. Члены самыхъ различныхъ родовъ жертвуютъ на монастырь деньги, иконы, утварь, колокола, книги, а состарившись, поступаютъ въ число монастырской братіи или мирянами живутъ на покоѣ въ монастырѣ. А когда съ усиленіемъ уніи и развитіемъ католической пропаганды, стала грозить опасность существованію православнаго монастыря, шляхтичи обвели его рвомъ и палисадомъ, недреманно слѣдили за безопасностью своего монастыря, грудью отстаивая его отъ враговъ.

А врагъ вкрадчивый, коварный и потому особенно опасный появился тогда на Овручскомъ Полѣсье, введенный полѣшукомъ же, богатымъ шляхтичемъ. То были іезуиты, которымъ въ первой половинѣ ХѴІІ в. дворянинъ католикъ Игнатій-Александръ Елецъ подарилъ свое имѣніе Ксаверовъ и основалъ здѣсь іезуитскую коллегію. Въ недолгій періодъ существованія коллегіи въ Ксаверовѣ собственно, нельзя еще указать фактовъ недружелюбнаго отношенія къ, іезуитамъ полѣсскаго населенія. Но коллегія была основана въ 1634 г., а 14 лѣтъ спустя смиренные отцы принуждены уже были бѣжать въ Польшу отъ того стихійнаго народнаго движенія, которое, не безъ основанія, ихъ да жидовъ преслѣдовало и уничтожало болѣе чѣмъ кого либо: отъ казачщины Хмельницкаго. Лишь только іезуиты бѣжали изъ Полѣсья, какъ, имѣніями ихъ завладѣли казаки, – крестьяне и околичные шляхтичи. Напрасно самъ, фундагоръ коллегіи протестовалъ противъ этихъ захватовъ, смѣнилъ наконецъ сутану на латы, и во главѣ вооруженнаго отряда, наѣзжалъ на околицы обидчиковъ; воротить благочестивымъ оо. іезуитамъ захваченнаго ему такъ и не удалось.

Когда казацкое движеніе поулеглось, когда правобережная Украйна театромъ междууообныхъ войнъ, мусульманскихъ нашествій, пустынею наконецъ, тогда только, около 1678 г. рѣшились іезуиты возвратиться на свое Полѣсское пепелище. Въ Ксаверовѣ они однако не остались, а перенесли свою коллегію въ укрѣпленный Овручъ, называя ее съ тѣхъ поръ, КсаверовскоОвручскою. Понятно, что іезуиты не могли не только равнодушно относиться къ захвату своихъ, имѣній, но пытались пріобрѣсти и новыя. Отсюда между ними и околичными шляхтичами Овручскими начинается борьба. Іезуиты стараются пріобрѣсти хотя по клочку земли въ каждомъ околичномъ селѣ, чтобы держать здѣсь своего прокуратора и такимъ образомъ расширять сѣти религіозной пропаганды;- шляхтичи выгоняютъ этихъ прокураторовъ, грозятъ имъ убійствомъ, разрушаютъ межевые знаки, вырубаютъ бортныя деревья и т. и. Такъ близкіе сосѣди Ксаверова Недашковскіе не только выжили іезуитовъ изъ своего села, но и овладѣли имѣніями безспорно іезуитскими сс. Бльцудыномъ и Игиатовкою, разогнали отсюда крестьянъ и вырубили бортныя деревья на островахъ іезуитскихъ. ІНкуратовскіе также овладѣли іезуитскимъ с. Ягоднымъ,Дидковские прогнали іезуитскихъ прокураторовъ изъ Дидковичъ, Сынгаевскіе изъ Сынгаевъ, Мошковскіе —изъ Мошковъ . Съ послѣдними іезуиты вели особенно долгую и упорную но безполезную для себя тяжбу. Не могли благочествые отцы расчитывать даже на покровительство мѣстной власти. Ожесточеннымъ врагомъ ихъ въ началѣ XVIII в. является коморникъ воеводства Кіевскаго и намѣстникъ Овручскаго старосты Брожуховскаго Михаилъ Сынгаевскій. Нѣсколько разъ нападалъ онъ на іезуитовъ въ ихъ Овручскомъ коллегіумѣ, ругалъ, грозилъ выгнать ихъ вовсе изъ Овруча. Для іезуитовъ у него не было другого названія какъ «собаки». Однажды жъ послалъ бурмистра въ монастырь іезуитскій съ такимъ приказаніемъ: «рубай на порогу шыи езувицкимъ людямъ». Не разъ благочестивые отцы, «невидимому порядочно насолившіе Овручанамъ, должны были, забаррикадировавши всѣ входы, поручать свои души Богу, когда монастырь осаждала громадная толпа мѣщанъ и бояръ Овручскихъ, подъ предводительствомъ Михаила Сынгаевскаго.

Іезуиты между прочимъ отлично поняли важное религіозное значеніе Левковскаго монастыря и сюда также закинули свои сѣти. Въ XVIII в. іезуиты начали поддаваться коварной іезуитской дружбѣ: участвовали въ іезуитскихъ религіозныхъ процессіяхъ и празднествахъ, приглашали іезуитовъ къ себѣ въ гости и т. и. Это сильно не нравилось православнымъ околичнымъ шляхтичамъ и свое неудовольствіе они выражали въ своей обычной грубой формѣ. Когда въ 1714 г. на храмовой праздникъ св. Николая явился въ Левковскій монастырь, въ гости къ игумену Паисію Тарнавскому іезуитъ Комаровскій, одинъ изъ присутствовавшихъ за трапезою шляхтичей Романъ Левковскій громко и въ рѣзкой формѣ высказалъ игумену неудовольствіе свое и всѣхъ шляхтичей за подобнаго рода предосудительное знакомство. На слѣдующій годъ однако на праздникъ въ Левковичи явилось опять нѣсколько іезуитовъ. Левковскіе тогда объявили намѣстнику монастыря Макарію Недзѣльскому, что выгонятъ его самого изъ монастыря, если онъ не прекратить знакомства и дружбы съ патерами. 18 іюля того же рода Недзѣльскій, вмѣстѣ съ монахомъ Ѳеодосіемъ, по прошенію іезуитовъ, собрался въ Овручъ, для участія въ іезуитской процессіи. Узнавъ объ ихъ намѣреніи, Левковскіе бросились въ монастырь, стали бранить ренегатовъ, бить ихъ даже, запрещая участвовать въ іезуитскомъ празднествѣ. Но какъ только Левковскіе ушли, Недзѣльский и Ѳеодосій потихоньку ускользнули таки изъ монастыри въ Овручъ. Чрезъ, нѣсколько часовъ, Левковскіе однако узнали о ихъ бѣгствѣ, бросились догонять и догнали въ м. Вёледникахъ. Веледники было имѣніе старостинское и монахи могли расчитывать на защиту старосты-католика. Поэтому Левковскіе взвели на отступниковъ такое обвиненіе, при наличности котораго и старостѣ неудобно было вступаться: обвинили ихъ въ кражѣ имущества церковнаго. Около монаховъ собралась толпа мѣщанъ и мѣщанокъ, начали ихъ ругать, бить, сняли съ нихъ верхнюю одежду, отняли у Недзѣльскаго патентъ па званіе намѣстника и книги богослужебныя и такимъ образомъ лишили возможности принять участіе въ іезуитской пропесіи.—Повторяю, обратите вниманіе; м. г.г. и м.м. г.г. на чувства, вызвавшія эти поступки, а не на грубую форму проявленія этихъ чувствъ.

Современные историки Западно-Русской Церкви одною изъ главныхъ причинъ, обусловливавшихъ успѣхи въ населеніи Западно-Русскомъ католичества и уніи считаютъ недостатокъ духовнаго просвѣщенія среди православной интеллигенціи. Если таково было состояніе Западно-Русской церкви вообще и даже ея іерархіи, то нечего и говорить о томъ, что религіозныя понятія убогой околичной шляхты Овручско – Житомірской не могли отличаться чистотою и опредѣленностью. Не можемъ по этому замолчать и этихъ неприглядныхъ сторонъ ихъ религіозной жизни. При отсутствіи истиннаго религіознаго просвѣщенія, шляхтичи не чужды были грубыхъ суевѣрій. Такъ въ 1618 г. шляхтичи Невмержицкіе обвиняли шляхтичей Вепржовскихъ и Ярмолинскихъ въ чародѣйствѣ и въ порчѣ ихнихъ полей посредетвомь «закрутки». Въ 1687 г. Самуилъ и Авдотья Домашевскіе обвиняли Михаила и Николая Ходаковскихъ, въ томъ, что послѣдніе, выучившись неприличному для шляхтича врачебному искуству, едва не погубили жалобщика, разливъ на пути его какое-то навороженное зелье.—При наличности религіознаго чувства, встрѣчаются однако и факты святотатства. Въ 1686 г. дворяне Волковскіе, напр., обвиняли дворянъ Якова и Ивана Палнинскихъ въ томъ, что послѣдніе, пользуясь всеобщимъ бѣгствомъ отъ татарскаго и московскаго нашествія, сняли съ церкви с. Пашинъ и передѣлали на земледѣльческія орудія желѣзные кресты; сняли также и продали евреямъ колокола церковные.—Темна и невѣжественна была масса околичной шляхты. Даже среди происходившихъ изъ и ея судебныхъ возныхч, встрѣчаются лица “писать неумѣючи”. Этою темнотою и невѣжествомъ обьясняются и религіозные проступки шляхтичей.

Много любопытныхъ чертъ представляетъ общественный бытъ Околичной шляхты Овручско -Житомірской. Весьма сильно среди шляхты развиты были черты родоваго быта. Оскорбленіе, нанесенное одному шляхтичу, вызываетъ месть со стороны всѣхъ остальныхъ сородичей. Околица идетъ войной на околицу: Нашинскіе
борются съ Редчичами и Думинскими, Блоцкіе—съ Меленевскими, Шкуратовскіе съ Ущаповскими. Не видно однако, чтобы въ родѣ игралъ кто либо роль господствующую. Нерѣдки ссоры и между членами одного и того же рода, но въ эти ссоры другіе сородичи не вмѣшиваются, развѣ только обиженный обнаружить трусость пли измѣну родовымъ обычаямъ и понятіямъ. Тогда противъ него вооружается весь родъ. Въ такомъ положеніи очутились вышеупомянутый Янъ Блоцкій, среди сородичей Меленевзкйхъ, Григорій Ущаповскій среди Ущаповскихъ.

Noblesse oblige —это правило было въ большомъ ходу среди убогой околичной шляхты. Какъ выраженіемъ презрѣнія къ трусу и страшною обидою для шляхтича было ударить его плашмя саблею, такъ столь-же кровною обидою для шляхтянкн было сорвать съ нея головной платокъ, «учинить ее простоволосою». Женщина пе пользовалась особымъ почетомъ среди околичныхъ шляхтичей, польская галантерея, хотя бы и внѣшняя только была имъ неизвѣстна, но за такую обиду шляхтичъ готовя, былъ мстить смертью обидчику, поднять противъ него весь родъ, если обидчикъ былъ чужакомъ. Родовой бытъ выразился и въ общности землевладѣнія и пользованія извѣстными участками земли. Таковы сѣнокосы, бортные острова, рыбныя ловли и бобровые гоны. Но общинное землевладѣніе не исключало и частнаго. Встрѣчаемъ массу актовъ, представляющихъ семейные раздѣлы, духовныя завѣщанія н т. п. Частному землевладѣнію подлежали б. государственныя земли, доставшіяся за выслугу, сравнительно въ позднѣйшее время, пріобрѣтенныя покупкою, новѳосаженныя и Перешедшія по наслѣдству или брачной записи. Какая именно часть имущества отцовскаго причиталась, по обычному праву шляхтичей, дочерямъ на это не имѣемъ указаній. Но что женщина вообще имѣла право наслѣдованія, это не подлежитъ сомнѣнію. Въ силу брачныхъ связей, роды шляхетскіе очень переплетаются: среди Московскихъ, встрѣчаемъ, Мелепевскпхъ, среди Моленевскнхъ—Блоцкихъ, Дидковскихъ, среди Левковскихъ-Невмержицкихъ, среди Васьковскихъ—Ущаповскихъ и т. н. Бытъ родовой такимъ образомъ смѣняется бытомъ частнымъ, семейнымъ. Упороднившихся околицъ встрѣчается уже общность и интересовъ, совокупность дѣйствій.

Для юридической кары преступленій шляхтичи часто прибѣгаютъ къ помощи польскихъ судебно-административныхъ учрежденій. Но едва ли не чаще функціонируетъ среди нихъ, исконный народный самосудъ, извѣстный подъ именемъ копнаго суда. Копа или купа не есть учрежденіе спеціально-полѣсское. Она была распространена среди всего западно-русскаго населенія, замѣчается и на Волыни, въ Холмщинѣ, даже въ, Бѣлоруссіи и Литвѣ. Въ глухихъ полѣсскихъ краяхъ она только хранилась дольше и всегда имѣла большее чѣмъ гдѣ либо значеніе, несмотря на свою нелегальность въ глазахъ властей польскихъ. Въ копныхъ судахъ участвовали на равныхъ правахъ шляхтичи, мѣщане и крестьяне. Собирался судъ всегда въ опредѣленномъ мѣстѣ.

Такихъ копныхъ центровъ на Кіевскомъ Полѣсьи было три:

1) въ с. Липлянах для с.с. Каленскаго , Ходаковъ, Чоповичъ. Липлянъ, Улановки, Красиловки, Татариновичъ и Хотнновкн, лежавшихъ въ бассейнѣ р. Ирши;

2) въ с. Гошовѣ для с.с. Мошковъ, Пашинъ, Дидковецъ, Закусилъ, Кобылина. Геевнчъ, Швабовъ, Хвосни, Потаповичъ, Вязовки, Народичъ и др. поселеній въ бассейнѣ р.р. Уши, Жерева, и Норыни;

3) третій копный округъ, центръ котораго неизвѣстенъ, лежалъ въ бассейнѣ, р.р. Припеги и Тетерева и состоялъ изъ м.м. Хабнаго, Ваичкова, Чернобыля с.с. Сидоровы, Бобра, Барановъ. Левковичъ, Мартыновичъ, Обуховичъ, Иванкова и др.

Копный судъ долженъ былъ собираться въ эгихъ издавна установленныхъ обычаемъ пунктахъ; несоблюденіе этого условія служило поводомъ для обжалованія приговора. Конному суду, въ разсматриваемую эпоху, подлежали, кажется, исключительно дѣла о воровствѣ и грабежѣ, по жалобѣ одного лица или рода, требовавшаго собранія копы, должны были собираться выборные отъ каждаго поселенія, входившаго въ составъ округа, долженъ былъ явиться и обвиняемый, если онъ былъ извѣстенъ. Отказъ обвиняемаго, свидѣтеля или копника отъ явки служилъ мотивомъ для обвиненія и самъ по себѣ; наказывался пенею. Пенѣ подвергался и тотъ, кто безъ уважительнаго повода, изъ цѣлей личной мести, собралъ бы копу. Судъ копы прежде всего производилъ разслѣдованіе по данному вопросу, -шелъ на сокъ-, по старинному выраженію, или «велъ слѣдъ, опытъ-, какъ говорили позже. При недостаточности открытыхъ уликъ, обвиняемому предлагалось очистить себя присягою и тогда въ. его пользу присуждался штрафъ съ истца. Отказъ отъ присяги былъ равносиленъ признанію виновности и имѣлъ мѣсто не разъ; клятвопреступленія полѣпіуКи боялись больше наказанія. Если обвиняемый не хотѣлъ сознаться, несмотря на явныя улики и убѣжденіе копнаковъ въ его виновности, употреблялась пытка, въ видѣ наказанія розгами или поджариванья на огнѣ. Обвиненнаго предоставлялось взять на поруки желающему; въ случаѣ рецидива, поручитель подлежалъ отвѣтственности наравнѣ съ преступникомъ. Наказаніе состояло или въ возвращеніи истцу стоимости украденнаго, съ прибавкою пени (навязка, гривны), или въ наказаніяхъ позорныхъ и наконецъ въ смертной казни черезъ повѣшеніе, для неисправимыхъ рецидивистовъ. Такъ былъ повѣшенъ шляхтичъ Матвѣй Артюшенко Мошковскій, но сообщники его прощены, хотя “титулъ воровъ за ними признанъ”. Іосифу Барановскому, за кражу пчелъ, кромѣ “навязки”, повѣшена была на шею коробка для собиранія пчелъ и “лезиво” (веревка изъ лыка, для взлѣзанія на бортныя деревья) и въ такомъ видѣ три раза провели его вокругъ ратуши. Отрицать авторитетъ копнаго суда шляхтичи не думали, кромѣ тѣхъ изъ нихъ, которые, какъ Выговскіе, вышли изъ околицъ, сдѣлавшись богатыми панами.

Въ половинѣ XVIII в. копные суды повидимому прекращаютъ свое существованіе. Польская адмигистрація никогда не признавала легальности копнаго суда и наказывала его участниковъ; но обычай оказывался долго сильнѣе требованій правительства. Въ семейныхъ отношеніяхъ околичной шляхты сохранился кажется долго древнѣйшій древлянскій обычай “умыканія женъ”. По крайней мѣрѣ; еще въ 1651 г. п. Лащъ жаловался на насильственный увозъ сестры его Марины шляхтичемъ Криштофомъ Выговскимъ. Но чаще браки заключались мирнымъ образомъ, по обоюдному согласію родичей. Насколько важно было согласіе невѣсты, не знаемъ. Новобрачную родичи одаривали кто чѣмъ могъ и хотѣлъ и подаренное считалось ея личною собственностью. Вообще имущество жены не дѣлалось собственностью мужа, развѣ брачущіеся давали другъ другу “доживотную запись”. Такія записи давались чаще всего послѣ брака, но иногда и до него. Отказъ одной стороны отъ брака не лишалъ получившаго отказъ права на пожизненное владѣніе имуществомъ, полученнымъ но предбрачной записи. Вступали въ брачныя связи чаще всего члены одного рода, но иногда и разныхъ родовъ. Впрочемъ и въ послѣднемъ случаѣ обычай установилъ нѣкотория рамки: нельзя встрѣтить Недашковскихъ среди Бековъ, или Выговскихч, среди Закусилъ. Какъ невѣста могла переселиться въ домъ жениха, такъ могло имѣть мѣсто и обратное.

Брачныя узы были вообще довольно крѣпки и указаній на измѣны или одюльтеръ нигдѣ не встрѣчаемъ. Но несходство характеровъ или другія причины могли повести къ разводу, который былъ нетруденъ. Для совершенія этого акта достаточно было обоюднаго согласія супруговъ и согласія ихъ родителей и другихъ родичей. Тогда, въ, присутствіи свидѣтелей, отецъ мужа подавалъ руку женѣ, отецъ жены—мужу, супруги вручали другъ другу актъ “розлуки” и дѣло было кончено. Вотъ “розлука”, данная шляхтянкою въ 1682 г.: “Я Оришка Ѳедоровичовна объявляю этимъ разводнымъ письмомъ моимъ, разлучающимъ меня отъ супружескаго сожитія сч, б. мужемъ моимъ Ѳеодоромъ Шкирипою, что въ, силу плохихъ супружескихъ отношеній нашихъ, виновницею которыхъ, сознаюсь, была я сама и видя ясно, что не будетъ, между нами никогда добраго согласія, упала я въ ноги п. Ивану Мошковскому отчиму моему и пани матери моей и папамъ дядьямъ, моимъ, чтобы сжалившись надъ несчастнымъ житьемъ нашимъ, уговорили они мужа моего къ разводу со мною. И за ихъ просьбою и убѣжденіями бывшій супругъ мой пришелъ къ одной со мною мысли о разводѣ. Я вышеименованная увольняю отъ супружества бывшаго мужа моего Ѳеодора Шкирипу этимъ письмомъ моимъ; я уже не жена ему и онъ не мужъ мнѣ. Позволяю ему жениться на друтой. Пусть женится на здоровье и пусть Богъ его благословитъ на лучшее сожитіе съ иною, чѣмъ со мною жилъ онъ; а я буду одна страдать, какъ Богъ судилъ мнѣ. А за бычка, котораго дала мнѣ въ приданное мать моя, получила я отъ пріятелей (супруга) золотыхъ, шесть, въ чемъ и выдала росписку и претензіи не имѣю».—Какъ характерна это простодушная исповѣдь бѣдной женщины, въ, которой слышатся горькія слезы о долѣ женской, подобныя слезамъ, кукушки—Ярославны на городской стѣнѣ Путивльской.

Живя полукрестьянскою жизнью, жизнью мелкаго землевладѣльца—пахаря, но гордые своимъ исконнымъ русскимъ происхожденіемъ, околичные шляхтичи полѣсскіе немногимъ отличались отъ, той русской сѣрой крестьянской массы, надъ которою въ, Рѣчи Посполнтой гордо высилось заможное дворянство польское или ополяченное. По внѣшности лишь сабля при боку да изрѣдка лишь отъ дѣдовъ, доставшійся праздничный цвѣтной нарядъ отличалъ околичнаго шляхтича отъ простого полѣсскаго крестьянина. Туже исповѣдывали они “русскую”, какъ сами называли, т. е. православную вѣру, употребляли туже южнорусскую рѣчь въ домашнемъ обиходѣ. Отсюда и браки между околичными шляхтичами и крестьянами, невозможные съ польскошляхетской точки зрѣнія, были нерѣдки. У Василія Меленевскаго зятемъ является крестьянинъ Иванъ Бобръ, у Самуила Мелепевскаго упоминается пасынокъ крестьянинъ Гришко Нестратепко, родственниками Пашинскихъ являются люди посполитые Тотуровичя и т. и. Крестьяне, вмѣстѣ съ шляхтичами, участвуютъ въ копныхъ судахъ. Въ столкновеніяхъ, крестьянъ съ богатыми панами, околичные шляхтичи берутъ сторону крестьянъ. Шляхтичи Ходаковскіе и Васьковскіе, встрѣтивъ п. Ступницкаго, преслѣдовавшаго бѣглаго крестьянина своего, стали его упрекать, бранить, грозили даже связать и бросить въ воду и тѣмъ заставили его прекратить преслѣдованіе. Швабы приняли къ, себѣ крестьянъ, бѣжавшихъ отъ помѣщика Рабштинскаго, помогли имъ даже отнять у Рабштинскаго тѣ земли, которыми владѣли эти крестьяне раньше. Польскіе паны 18 в. упрекали, а польскіе историки нашего времени и нынѣ упрекаютъ околичныхъ шляхтичей въ томъ, что они «охлопѣли». Но не намъ упрекать ихъ въ этомъ!

То старина, то и дѣянье! Можно бы много еще сказать о бытѣ околичныхъ шляхтичей, объ ихъ участіи въ казанкомъ движеніи, объ отношеніи къ польскому правительству и о многихъ другихъ вопросахъ ихъ исторіи. Но я, кажется, и безъ того злоупотребилъ вашимъ временемъ и вниманіемъ, мм. гг., и извиненіемъ въ длиннотѣ заканчиваю свою лекцію. Простите мнѣ и вы, потревоженныя тѣни предковъ. Я старался быть къ вамъ безпристрастнымъ. Я вынесъ наружу ваши семейныя дрязги, но я ихъ не ставил вамъ въ, вину, ибо я видѣлъ въ нихъ лишь проявленіе духа времени, результатъ не отъ васъ зависѣвшихъ политическо-соціальныхъ вашего вѣка. Я не забылъ помянуть и вашихъ добрыхъ качествъ: вашего мужества и стойкости, вашего отношенія къ низшимъ, вашей преданности своей вѣрѣ и народности. Sit vobis terra levis. Да будетъ перомъ же надъ вами родная земля.

О. Фотипскій.